Жозе Сарамаго - Каменный плот

На углу появился патруль — пятеро рядовых и некто с нашивками. Они увидели безумца — действия его были нелепы, речи — бессвязны, так что и без приказа было ясно, что с ним делать. Одинокий мореплаватель остался лежать на земле, откуда далеко ещё было до воды. Женщины, как нам известно, железные.

В эти самые дни настал третий исход.

Первый, о котором в должном месте представлены были исчерпывающие сведения, начали иностранные туристы, в панике устремившиеся прочь от того, что теперь по прошествии времени, кажется опасностью столь ничтожной трещина рассекла тогда пиренейские горы от вершин до самого моря, и очень жаль, что она не остановилась на этом, и что дело этим не кончилось: представьте себе, как тщеславилась бы Европа, получив каньон, по сравнению с которым Ниагара — не более, чем жалкий ручеек. Во втором исходе приняли участие, главным образом, власть и деньги имущие — это случилось после того, как стало ясно, что полуостров, хоть и медленно, но неотвратимо отделяется от континента, доказывая при этом довольно убедительно, сколь шатки и непрочны идеи и структуры, почитавшиеся незыблемыми. Именно тогда стало очевидно, что конструкция нашего общества при всей своей сложности это карточный домик, который только с виду кажется надежным: дуньте — и рассыпется он по столу. И продолжая сравнение, скажем, что стол в данном случае и впервые в истории взял да и стронулся сам, своей волей, и что же нам остается, Господи Боже, как не бежать, спасая драгоценное достояние наше и не менее драгоценную жизнь?!

А третий исход, о котором мы повели речь прежде чем упомянуть вкратце о двух предыдущих, состоял из двух компонентов или, если угодно, проходил в два этапа, столь различных меж собой по самым основополагающим признакам, что, по мнению иных, следует считать их не частями единого целого, но отдельными явлениями — исходом третьим и исходом четвертым. Завтра — то есть в отдаленном будущем — историки, посвятившие себя изучению процессов, не в переносном, а в самом буквальном смысле преобразивших лицо земли, установят окончательно, есть ли основания для разделения, на котором кое-кто с жаром настаивает уже сегодня, и нам остается лишь уповать на взвешенность грядущих суждений и беспристрастие оценок. А нынешние критики уверяют, что было бы совершенно некорректно валить в одну кучу такие несопоставимые по природе и масштабу вещи, как бегство миллионов людей с побережья вглубь страны и отъезд нескольких тысяч за границу, на том лишь основании, что процессы эти совпали по времени. В этом научном споре мы не собираемся становиться на чью-либо сторону и уж подавно — выносить свое просвещенное суждение, ограничившись лишь тем, что заметим: участники третьего и четвертого исходов обуяны были одним и тем же страхом, но многоразличны были способы и средства борьбы с ним.

В первом случае мы имеем дело прежде всего с людьми неимущими, которые под давлением суровых обстоятельств и не менее суровых властей принуждены были перебраться в иные края, спасая прежде всего жизнь, причем весьма традиционными способами — уповали на то, что им повезет, а кривая вывезет, фортуна улыбнется, Господь не попустит, царица же небесная примет под свой покров, верили в счастливую звезду, в удачу, в чудо, в освященную ладанку на шее и во многое другое, что мы за неимением места перечислять не будем и что в конечном итоге сводилось к емкой формуле: Еще не пришел мой час. Были и другие — они располагали доходом средним и высоким, а главное — таким, который легко обратить в наличность, а во вторую волну не попали, потому что решили выждать и посмотреть, как все обернется, теперь же, осознав, что ждать больше нечего и надежд на благоприятный оборот не остается, до отказа заполнили самолеты нового воздушного моста, каюты и палубы лайнеров, танкеров, сухогрузов и всего, что могло плыть своим ходом, а обо всем том, что при этом происходило, мы лучше умолчим, набросив завесу сострадания на творившиеся козни, интриги, предательства, прямые преступления — известно, что были случаи убийства с целью завладения билетом — и описывать в подробностях эту безрадостную картину не станем, ибо помним, что мир таков, каков он есть, и верхом наивности было бы ждать от него чего-либо иного. И все же, по зрелом размышлении, все оценив и взвесив, предполагаем мы, что в трудах грядущих историков отмечены будут именно четыре, а не три исхода — и не потому, что силен будет зуд классификаторства, а по очевидной необходимости не смешивать божий дар с яичницей.