Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

— Мой юный друг, я бесконечно благодарен вам за эти разъяснения, — с чувством произнес консул. — Теперь мне все ясно, все стало на свои места. Наш разговор останется строго между нами, я — человек слова. Со своей стороны, скажу, что никогда раньше не предполагал, что ваш посол — такой мелочный человек. Само собой разумеется, эта оценка тоже только для нас.

— Так закончилась наша беседа с консулом, — завершил свой отчет «газетчик». — Теперь мне хотелось бы услышать мнение моего резидента, правильно ли я поступил, выдав с ходу такую версию озадаченному консулу?

Виктор замолк и с повышенным старанием начал раскуривать свою капитанскую трубку. Сделав несколько затяжек, он обратился ко мне:

— А теперь попробуй догадаться, что ему ответил на это я, его прямой начальник, резидент внешней разведки, да к тому же советник посольства. При этом не забывай, что все это — наша повседневная рутина.

Листаю настольную книгу всех востоковедов — «Ислам. Энциклопедический словарь». На странице 33 читаю: «Ашура» — первоначальный пост в день 10 мухаррама, заимствованный у иудеев Мухаммедом после его переезда в Медину… В настоящее время отмечается как траур по шиитскому имаму аль-Хусейну в течение первых десяти дней мухаррама с кульминацией траурных церемоний в день ашуры. В этот день, 10 октября 680 года, в сражении при Кербеле были убиты имам аль-Хусейн, его брат Аббас и 70 их сподвижников. В память об их мученической смерти в местностях с шиитским населением совершаются ежегодные траурные церемонии — таазийя… На улицах организуются процессии-представления, некоторые участники шествий бьют себя кулаками в грудь, наносят удары цепями и кинжалами».

Мне этот десятый день месяца мухаррам памятен не только как фрагмент теоретического знания мусульманской обрядности, но и как яркий эпизод оперативной молодости, сопряженный, правда, с изрядной нервотрепкой.

Октябрь 1964 года. Пакистан, Карачи. Официальная статистика умалчивает, сколько шиитов в этом городе. Некоторые утверждают, что не менее двадцати процентов. Но траур по имаму аль-Хусейну и его соратникам отмечается здесь весьма широко.

В советской колонии повальное увлечение любительскими киносъемками. Я и наш шифровальщик Борис, повинуясь «стадному инстинкту», тоже дерзаем на этом поприще. Кажется, все в округе снято и переснято десятки раз. А наши азартные души алкают все новых уникальных и экзотических сюжетов. И вот рождается лихая идея — а что, если заснять таазийю во всем ее кроваво-потном ужасе и многоцветье? Такого никто из советских людей еще не делал. Американцы такие редкие кадры снимали, сам видел. Правда, из-за толпы зевак на тротуаре, когда колонна фанатиков, бичующих себя цепями с остро заточенными стальными пластинками на концах, двигалась мимо мостовой. А мы решили запечатлеть процессию целиком и обязательно в оригинальном ракурсе.

Стали искать для съемки такие точки, которые позволили бы проявить наше операторское мастерство на все сто процентов. Задача облегчалась тем, что за несколько дней до поминальной даты в местных газетах была опубликована детальная схема маршрута таазийи. Накануне с помощью местных пацанов, которые, как и все пронырливые отроки мира, знают и умеют почти все, мы нашли отличнейшую позицию: у окна чердака трехэтажного многоквартирного дома. Улица просматривалась по крайней мере метров на двести.

Итак, в день ашуры при содействии той же вездесущей босоногой братии мы с Борисом заблаговременно расположились на наблюдательном пункте с кинокамерами и фотоаппаратами. Минут через двадцать появилась голова колонны. Чтобы было сподручнее снимать, мы вылезли на крышу и стали ждать приближения процессии на оптимально выгодную дистанцию.

Шествие открывали две шеренги полицейских, вооруженных бамбуковыми дубинками. Они очищали проезжую часть, оттесняя зевак на тротуары. Для выравнивания зрительских рядов частенько применяли упомянутый бамбук. И стражи порядка, и зазевавшиеся аборигены, получавшие палками по шее или по темечку, были настроены в целом добродушно и беззлобно обменивались «любезностями» в стиле: «Вася, ты не прав!». За «чистильщиками» двигалась открытая легковая машина, в которой лицом к толпе, стало быть, спиной по ходу движения, стоял рослый и дородный полицейский чин. Затем снова шеренга полицейских, взявшихся за руки. И, наконец, группа примерно из сотни бичующихся, босоногих, в одних набедренных повязках. Размеренный лязг цепей, окровавленные спины, бока, груди. Какой-то отхаркивающий, утробный выдох сотни мужских глоток в унисон: