Роман Казимирский - Зеленый шепот

— Привет, Саша!

Опять все плывет перед глазами, внизу живота что-то ухает, ноги становятся ватными, он спотыкается и чуть не падает под дружный гогот аудитории.

— Привет, Ника… Я тут… В общем, дело у меня важное очень. Увидимся утром, хорошо?

— Да, конечно, пока. Удачи тебе!

Саша шел к дому, слыша за спиной раскатистый смех Кира и представляя себе, как он однажды даст ему в зубы. Обязательно даст однажды. А почему сейчас не дал? Может, вернуться? Нет, это будет совсем глупо выглядеть. Да и за что? За то, что смеялся? Так было ведь над чем смеяться. Сам дурак, поделом. И Нике, наверное, он болваном показался. Хотя, может быть, она не заметила? Саше очень хотелось на это надеяться.

Дом — таинственный остров, на котором время остановилось. Здесь ничего никогда не меняется. По утрам яичница с поджаренным хлебом, обеденный стол случается только по воскресеньям, потому что всю неделю родители работают, а в субботу отсыпаются. Ужин, естественно, тоже обычно не отличается особой душевностью. Воскресенье начинается с разговоров о том, как мало времени остается на семейные отношения. Заканчивается воскресенье, соответственно, усиленным наверстыванием этого потерянного времени. Один раз в месяц приезжает бабушка — поэтому именно раз в месяц Саша наводит марафет в своей комнате. Захватывающе, не правда ли?

Саша, с раздражением собирая в мусорный пакет разбросанный повсюду хлам, раздумывал над тем, как бы сделать так, чтобы бабушка в этот раз не заходила в его комнату. И вообще, ну, что она забыла здесь? Он и сам может к ней как-нибудь на днях заскочить. Да и почему это она должна сама к ним приезжать? Она ведь уже старенькая совсем, наверное, сложно ей. Родители тоже хороши — вот взяли бы и сами…

Саша вдруг покраснел от того, что попытался обмануть самого себя. Конечно, дело было вовсе не в заботе о бабушке, а в обычной лени. Все, баста, не переломишься, уважаемый, если в кои-то веки наведешь порядок в собственных хоромах.

— Сынок, ты у себя? — мама, наверное, поторопить хочет. Скорее всего, ужинать позовет. Что там? Неужели опять суп? — Саша, подойди ко мне, пожалуйста.

— Иду, мам, иду, — Саша вышел из комнаты, волоча пакеты с мусором. Родители сидели на диване, взявшись за руки. Что, уже время бесед о семейных ценностях? И все-таки, откуда его столько набирается всего за месяц, мусора этого? — Я почти закончил. Еще минут пятнадцать — и дворец к почетному приему королевы-матери будет готов.

— Сынок, бабушка не приедет завтра, бабушка умерла вчера, мы с папой только что узнали.

Саша не сразу понял смысла всей фразы — он уловил только ее начало. Поэтому он радостно улыбнулся и присвистнул — и, только подняв глаза и увидев лицо матери, начал с ужасом вникать в суть услышанного. Стало вдруг очень больно в горле — будто проглотил пузырь воздуха, во рту появился горьковатый привкус соли. Почему-то вспомнился день, когда он катался на велосипеде, угодил колесом в яму и, неудачно грохнувшись, сломал себе руку. Было очень больно и страшно, как сейчас. А бабушка взяла его на руки и так — на руках — отнесла в травмпункт. Он тогда еще подумал: никогда бы не подумал, что она такая сильная. Возможно, даже сильнее папы, а это уже очень серьезно.

И вот ее нет. Мама плачет, отец молчит и смотрит в сторону. А Саша никак не может разобраться в своих чувствах. Первый шок прошел — пришло осознание утраты, однако самого ощущения утраты не было. Так бывает, когда тебе говорят, что потолок — это навсегда, и неба больше нет. Но ты-то знаешь, что небо есть.

— Это очень странно, — Саша закрыл глаза и прислушался. Обычно ему достаточно было нескольких секунд, чтобы наладить контакт с Лесом. — Ты здесь? Что со мной происходит? Почему мне кажется, что моя бабушка со мной?

Зашелестели листья — верный признак того, что его услышали. Теперь главное — не произносить мыслей вслух.

— Я с тобой.

— Ты не понял, у меня бабушка умерла. Но у меня такое чувство, будто она где-то рядом. Ты мудрый, сам говорил. Объясни.

— Я с тобой. Я — это она. Она — это я. Ты поймешь. А сейчас нужно просто поверить. Верь мне, Человек. Я — это она, теперь уже навсегда.

— Постой, постой, — у Саши закружилась голова. — В каком смысле ты — это она? Или она — это ты. Это как реинкарнация что ли? А можно мне с ней поговорить? Или ты передай ей, что мне очень жаль.

— Чего тебе жаль?

— Не знаю. Всего. Того, что мало с ней общался. Того, что забыл многое. Многого не успел сказать — или не хотел. А сейчас хочу. Можно мне поговорить с ней?