Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или Gott mit uns!

Спустя тысячи лет после создания "святой книги", русский писатель Михаил Булгаков, в одиночку, без помощи "союза писателей", написал роман о "противнике бога": сатане.

Произведением, не менее могучим, чем "писание Моисеево", Булгаков возбудил мысли и чувства читающей, а затем и смотрящей фильмы, публики: роман настолько "кинематографичен", что обойти его стороной "разбойники с кинокамерой" никак не могли.

Чем велик Булгаков? Открытием: прежние портреты "диавола", их ещё "списками" называют, были всегда "хульными", "мерзкими", "отвратными". Заказ — он и есть заказ: никто и никогда конкурентов "хорошими" не рисовал, и, думается, впредь подобную глупость никто не позволит. Никогда христианская церковь, помимо хулы, ничего иного о "диаволе" не скажет.

В "писании" сказано, что Люцифер когда-то ангелом был, но что произошло между им и "начальником", почему "светозарный восстал на бога" — об этом никто не знает. Полное сходство с "геноцидом": "бьют без объяснения причин".

Булгаков был первым, кто показал "диавола" иным.

На сегодня у "православного" народа, знающего грамоту без пользы, есть выбор:

а) "всем сердцем", но не разумом, продолжать веровать в рассказы о "боге" чужого им Моисея,

б) а роман Михаила Афанасьевича причислить к "богомерзким" и сжечь!

— Для такой работы годится организация с неясным названием "наши" — заметил бес.

Имя писателя "отлучить от церкви (посмертно) и "предать анафеме".

Есть за что подвергнуть писателя каре: вся "верующая" публика в романе — мерзка, а те, кого по "божьим правилам" следовало "предать анафеме и отречься от мерзких деяний" — симпатичны.

Но стоит поменять местами позиции "Булгаков/Моисей" — и картина иная:

если Булгаков силой писательского таланта создал Воланда, то и Моисей для "держания в узде" вечно недовольного израильского народа, мог позаимствовать египетского бога и трансформировать под собственные "текущие задачи". Самому изобрести бога от "альфы" до "омеги", даже и Моисею — было не по силам. Сделать "бога" в одиночку — невозможное дело.

Одновременно с заимствованием бога у египтян Моисей взял на пользование египетскую манеру письма справа налево, "обрезание крайней плоти" и изготовление мумий. К последней позиции израильский народ относился не так фанатично и тщательно, как египтяне.

Через века заблуждение египтян о способах расставания с покойниками ("погребение усопших с верой и надеждой на их будущее воскрешение"), было принято народами Европы вместе с христианством. Каким манером обходились с умершими до "чаем воскресения из мертвых и жизни будущего века" — об этом хорошо и надёжно забыто…

Зачем было "изобретать велосипед" с богом? А "изобретения" и не было: Моисей вырос и получил воспитание при дворе фараона, а там было чему научиться. Вот почему сомнителен факт "явления бога" маленькому, не отягощённому святостью, народу пастухов.

Новые боги появляются в пику старым: у египтян был Осирис и его подруга Изида, много веков "божественная пара" управлялась с египтянами, а бог пастухов, что жили рядом, терпел и помалкивал. А потом "явился Моше и заповедал"… Но перед этим была стычка "богов" в Египте, где, разумеется, победил Иегова, не мог бог "Авраама, Исаака и Иакова" не одержать победу!

Гений Мигель Анджело Буанаротти написал фреску "Страшный суд" ни разу не побывав на "страшном суде". Способность создавать то, чего нет в Природе, дана только человеку, и называется она "гениальностью"…

Моисей излагал "истину о боге" не видя бога, Иоанн написал страшилку "Апокалипсис" глядя в небо, Булгаков отдал дань уважения "князю тьмы" не общаясь с ним по причине отсутствия Воландов в природе.

Гений Булгакова создал Воланда и не менее правдив в рассказе о нём, чем Моисей о боге. "Моисеево писание" может претендовать на "первое место": бог общался с ним дольше, чем Булгаков с Воландом, отсюда такая разница в количестве страниц у Моисея и Булгакова… или у Моисея штат писарей был не в пример больше, чем у Булгакова?

Если верить библии, то бог показал Моисею спину, а Воланд Булгакова прям, открыт, честен и позволил написать с себя словесный портрет. Булгаковский Воланд "не так страшен, как его малюют" и никому из персонажей романа не предлагает "обменять душу на блага земные".

Главная, основная ценность булгаковского Воланда, коя останется за ним навсегда: не торгует осетриной "второй свежести". "Вторая свежесть" — детище торгашей отечества нашего, "вторая свежесть" живёт только в нашей среде и прекрасно обходится без "дьявольских наущений".