Неделько Фабрио - Смерть Вронского

Молодые танкисты откидывали крышки люков на танках, высовывались наружу, на воздух, некоторые прямо на ходу вылезали на броню, чтобы помахать своим соотечественникам, послать им слова поддержки, ободрить их, они располагались по обе стороны машины, возле ствола, придерживаясь за него одной рукой, весело что-то выкрикивали, кое-кто пытался даже в таком положении изобразить подобие кола; где-то зазвучала флейта, замелькали в руках белые платки, с крестьянских телег, ползущих мучительно медленно по сравнению со стремительным ходом двигавшихся навстречу машин, флейте тут же ответили одна, две, даже три гармошки, третья звучала с трактора, но их звуков никто толком не расслышал, и они испарились, улетели с дымом из выхлопных труб, обратившись в синеватый туман,

который поглощает все.

Последнее, что донеслось с одной из машин, замыкавших военную колонну, которая быстро исчезала из поля зрения, был выкрик солдата в пилотке:

— Через день будем в Загребе!

Это произошло через пять дней после того, как капитан первого класса вернулся с военного совещания.

Капитан сориентировался раньше других, и как только летящие с улицы камни разбили первые окна казармы, он, услышав звон стекла и крики солдат, выскочил из библиотеки, где в тот момент находился, и бегом спустился по лестнице на второй этаж, где был балкон. Открыв дверь, он оказался на свежем сентябрьском воздухе.

Кажется, именно в этот момент начался дождь, потому что когда он глянул в мрачно распростершееся над ним небо, встретившее его удивительным для этого времени года холодом, то ощутил на щеках и на лбу первые крупные капли. Над его непокрытой головой (пилотку с пятиконечной звездочкой он, в спешке, так и оставил на вешалке у входа в библиотечный зал) теснили друг друга серые дождевые облака, над лесом глухо зарокотал гром. Стиснув руками ограждение балкона, он почувствовал, что его ногти впились в мокрое и жесткое дерево, в висках стучало, он опустил взгляд, чтобы увидеть происходящее на улице.

Около сотни горожан, перекрыв уличное движение, собралось перед входом в казарму, заставив перепуганных часовых укрыться во дворе за тяжелыми железными воротами. Вышедшего на балкон капитана первого класса толпа увидела тут же, стоило ему появиться, несколько камней просвистело справа и слева от него, зазвенело еще одно разбитое окно.

Послышались крики:

— Оккупанты, убирайтесь из Хорватии!

И еще:

— Долой военный переворот!

И:

— Да здравствует наша демократия!

И:

— Хорватия не боится генералов!

И потом скандирование:

— Геншер — Геншер! Геншер — Геншер!

Но действительно встревожило его то, что пока еще не было очевидно опасным, — в глубине площади, лежавшей перед казармой, заслоняемые отсюда ветками и листвой, копошились какие-то люди в форме и слышался звук моторов.

Покинув балкон, он спустился на первый этаж.

На экстренное совещание собрались все офицеры и унтер-офицеры, последним, в сопровождении дежурного, появился полковник.

— Построение личного состава проводилось? — первым делом задал вопрос полковник. И, получив утвердительный ответ, продолжал: — Есть дезертиры? — Ответы прозвучали вполголоса, невнятно, но опять же утвердительно. — Сколько? Кто такие? — подгонял он рапортовавших новыми вопросами.

Точного числа сбежавших этой ночью солдат пока никто не знал, однако вполне логично было предположить, что утром в казарме не досчитались нескольких албанцев, венгров, словенцев и, само собой разумеется, хорватов. Более того, с утра среди офицеров поползли слухи, что в бега пустились уже и македонцы.

Несмотря на то, что часовые как во дворе, так и в коридорах, внутри громадного здания казармы, уже получили строжайшее указание проявлять особую бдительность и, похоже, неукоснительно его выполняли, сбежать из казармы не составляло большого труда — для этого надо было просто пробраться на зады гарнизонного комплекса, к пустующим старым складам и спортплощадке, и преодолеть довольно высокий и опутанный густой колючей проволокой забор, который отделял армейскую территорию от начинавшегося за ней леса. Было и еще одно обстоятельство, которое сейчас, в военное время, доставляло и полковнику, и подчиненным ему офицерам особенные неприятности. Между оградой и опушкой леса проходила местная узкоколейка, по которой довольно часто курсировали товарные поезда, и машинисты намеренно замедляли здесь ход, чтобы беглецы успели преодолеть препятствия и вскочить на подножку вагона. Пакостность железнодорожников усугублялась еще и тем, что после каждого удачного побега они, прибавив скорость, давали длинный издевательский гудок!