Валерий Казаков - Асфальт и тени [Рассказы, повесть]

Тропа, неторопливо петляя, полого взбиралась вверх. Слева почти отвесно громоздились скальные породы, поросшие мелким кустарником и разнолесьем. Справа, в неглубоком ущелье, с шумом катился меж камней горный поток.

Ахмед замыкал небольшой караван. Впереди шли двое местных с ослами, груженными продуктами и оружием, за ними — пленные, а дальше боевая группа: Мусса, Джамал и Рыжий Бек.

Правда, Ахмедом Алик стал всего полгода назад. Он — Альберт Петрович Гузов, двадцати лет от роду, уроженец деревни Маслово Костромской области, рядовой войсковой части 3617, пропал без вести в середине апреля этого года при обстреле военной колонны вблизи селения Чири-Юрт.

Это был второй выезд Гузова из части. Первый раз все обошлось, хоть и было страшно. Проехав километров пять по весенней горной дороге, они остановились у полуразрушенных зданий. Роту поставили в оцепление, часа три они пролежали на солнышке, Алик даже умудрился полчасика подремать. В часть вернулись без приключений.

Под Чири-Юртом все было по-другому. Утро выдалось противное, пасмурное, с холодным промозглым ветром. Забравшись в кузов, Алик устроился в серединке и, согревшись, минут через пятнадцать задремал. Сколько они ехали, он не помнил, проснулся от оглушительного грохота. Их КамАЗ дернулся вправо и резко встал. Все повалились друг на друга, заорали, толкаясь и матерясь, стали выбираться наружу.

Из кузова его вытолкнули. Выстрелов он не слышал. В ушах стоял ухающий гул вперемешку с человеческими криками. Споткнувшись о лежавшего на земле Мишку Пригалова и больно ударившись о камни, он бросил автомат, схватился за голову и побежал вниз, по заросшему колючим кустарником склону. Ветки цеплялись за одежду, царапали руки, которыми он прикрывал лицо. На чем-то поскользнувшись, Алик покатился кубарем. Мир завертелся в сумасшедшей, неестественной круговерти, трещала одежда, внутри громко екало. Он уже не сопротивлялся, только, обхватив руками голову, громко, по-звериному выл.

Вращение понемногу прекратилось, лишь сильно кружилась голова, ватное, ноющее от глухой боли тело казалось чужим и не слушалось его. После долгих попыток он встал на четвереньки. Его стошнило. Обтерев рот рукавом бушлата, Альберт с опаской повернул голову в сторону все еще продолжавшегося боя.

Этот враждебный всему живому грохот выстрелов, взрывов, свист пуль и осколков, смрад пороха и растерзанной человеческой плоти вызывали в солдате непреодолимый ужас.

Наверху оглушительно грохнуло, клубы черного дыма подперли низкое, пасмурное небо. Встрепенувшись, Алик, превозмогая сильную боль в правом колене, бросился прочь от этих леденящих кровь звуков. Ему казалось, что стоит промедлить минуту, и этот ужасный грохот снова накроет его с головой, вожмет в землю, раздерет на мелкие кровавые ошметки. Времени он не ощущал. Кисти рук и колени, кровоточащие и искалеченные о камни, нестерпимо болели. Наконец, окончательно выбившись из сил, он со стоном лег на землю.

Тишина весеннего горного леса нарушалась лишь голосами птиц, хлопаньем крыльев, шумом еще не оперившихся крон. Где-то неподалеку негромко плескалась вода. Алик с трудом поднял голову и осмотрелся. Он лежал на берегу горного ручья.

Цепляясь за высокий камень, который не дал ему свалиться в воду, кое-как сел. Окружающий мир был незнаком и дик.

Прислонившись к камню, Алик постепенно начал сознавать, что произошло. Чем больше он вспоминал, тем отчетливее и злее становилась охватившая его тоска, которую вскоре сменил липкий, всепоглощающий страх. Страх. Казалось, его споры проникали во все части потного, искалеченного и дрожащего тела, плавали клейкой пеленой в холодном горном воздухе, вместе с дыханием проникали внутрь, жесткой, безжалостной рукой сжимали горло. Рот заполнила вязкая, с алюминиевым привкусом, слюна. Глаза пересохли.

Гузову захотелось умереть, теперь он желал смерти, желал того, от чего всего час назад так бездумно бежал, бросив оружие и товарищей. Вдруг в голове появился отдаленный, тяжелый звон, он быстро нарастал, это кровь, повинуясь страху, оставляла перевозбужденный мозг, окружающие предметы поплыли, и на растерзанное человеческое тело мягко опустилась пульсирующая темнота.

Потом было рабство. Три долгих страшных месяца. Алика ни о чем не спрашивали, просто били и, как скотину, на веревке водили на работу. Он чистил сортиры, загоны для скота, копал землю, таскал камни и воду. На ночь его загоняли в глубокую яму с толстой железной решеткой наверху.