Игорь Гергенрёдер: Дайте руку королю

Мальчишка приподнялся, показал на кровать Сашки-короля, что стоит под окном. Врачи переместились сюда.

– Ну и образина, – пробормотал Тольша.

– Кажется, не реагирует, – Радик наклонился. – Это... как тебя – говорить можешь?

Сашка, натянувший простыню до подбородка, скорчил рожу, словно cилясь что-то сказать; помотал головой. Надул щеки и вдруг, мощно мыкнув, обдал Радика брызгами слюны. Тот отпрянул с отвращением.

– Что-то сохранилось в сей черепушке? – обронил Златоверов.

– Покажи, – Миха попросил Сашку, – на пальцах: сколько будет, если к пятнадцати прибавить шесть и отнять десять?

– Как же он покажет на пальцах одиннадцать? – усмехнулся Глеб Авенирович.

– А... да! Сколько будет, если к восьми прибавить семь и отнять двенадцать?

Сашка подвигал кистями, сжал-разжал кулаки – показал две фиги. Напряг шею, задергал головой, замычал, скашивая глаза на простыню.

– Простынку просит снять, – догадался Тольша и сорвал ее.

Сашкины трусы оказались спущены – торчал член невозможных для мальчишки размеров. Радик и Миха захрипели, подавляя хохот и глядя почему-то на Роксану Владимировну. Тольша расплылся в ухмылке.

– Правильно! – сказал Глеб Авенирович сухо, будто ничего необычного не было. – Показал три.

После обхода няня Люда подсела на койку к Сашке.

– Ты кому х... показал? Профессору Златоверову! – схватилась за голову. И подмигнула.

– Злато... – начал Сашка-король, плюнул, крикнул: – Жестяной, ха-ха-ха!

Палата, где лежит Скрип, находится на самом верхнем этаже. Стены в ней на полтора метра от пола выкрашены рыже-коричневой масляной краской. Она исчеркана, во многих местах отбита. Тумбочки у изголовий колченоги, обшарпаны. Под кроватями клюшки, костыли, обрывки бинтов. Валяются две лангетки.

Рядом с ним лежит мальчишка – не то в лодочке, не то в футляре. Это гипсовая кроватка. Мальчишка туго примотан к кроватке бинтом от горла до щиколоток: чтобы не рос горб. Его зовут Кирей. Брови у него словно нарисованы тонкой кисточкой. Лицо такое... как Ийка говорит: "Очень красивое". Ему девять лет.

– Меня назначено карать, – прошептал Киря.

– Карать?

– Думаешь, закричу? – шепчет почти беззвучно. – Я не закричу, увидишь...

Когда Сашки-короля и старших мальчишек не было в палате, Киря назвал повелителя "полным гадом". Тот узнал.

После обеда – мертвый час. Скрип заснул. Вдруг – грохот. Чуть не описался. А? Что?.. Киря в своей тяжеленной лодке – на полу. Кругом хохочут, дико ржут:

– Йи-и-ги-ги-ги-и! Ха-ха-ха!!

Когда Киря задремал, на изножье гипсовой кроватки надели петлю, сплетенную из бинтов. Четверо ходячих взялись за жгут. Сашка-король взмахни кулаком: раз, два, три... И – гр-рох! Как гипс не раскололся? Не треснул пол?.. Хорошо, что лодка не перевернулась и мальчишка не упал вниз лицом. Но и так ему досталось. Что он почувствовал со сна?..

Прибежала старшая сестра. Пузатая – как бочка. Ножки коротенькие, кривые и очень крепкие. Она почти всегда бежит: трусит мелкими быстрыми шажками. Широкая помятая физиономия угрюма, как у убийцы.

Старшая всю молодость была вольнонаемной медсестрой в лагере под Воркутой. В ночные дежурства она выпивает, и тогда ей слышится шум в какой-нибудь из палат. Врывается туда, включает свет.

– Слева напр-ра-а-во, по одному, – бах-бах!!!

Ее так и зовут – Бах-Бах.

Увидела на полу Кирю с его гипсовой люлькой.

– Парр-ра-а-зитство!!! – Морда побагровела, глазищи – как у рассвирепевшего дога. – Па-а-чему?.. А ну-уу... – мечет по сторонам остервенелые взгляды, от злобы захлебнулась.

Жгут с петлей спрятан. Все лежат по койкам. Сашка-король приподнялся.

– Он качается! – и показал, как Киря, лежа на койке в гипсовой лодочке, будто бы раскачивается из стороны в сторону.

– Все время играется! – подтвердил другой мальчишка. – И упал...

– Вот так качался! Вот так!! – понеслось отовсюду. – И слетел!

– Игр-р-раешь?! – взревела Бах-Бах. И не шевельнулось в черепе: как мог парализованный в претолстой неподъемной раковине раскачаться – и до того, чтобы слететь с койки?

Затопала ногами, пнула гипсовую кроватку. Было видно, до чего ей хочется втоптать в нее Кирю. Невероятным усилием укротила себя. Тяжело наклонясь, наотмашь ударила его по щеке.

– Заср-р-ранец! – Побежала звать санитарок, чтобы его подняли.

Потом Скрип спросит Кирю, почему он не сказал, как было?

– Я не дешевка, чтоб жаловаться! Пусть щипцами щиплют... пускай хоть что!