Алексей Мальцев - Призрачно всё...

— Федун! Федун! — голос, напугавший поначалу не на шутку Изместьева и чем-то напоминавший Высоцкого, хрипел из глубины дома. — Куды ездил тако-долго? Кто тоби отпущал?

В маленькой светелке, напоминавшей келью, полу-сидела, полу-лежала на деревянной койке бледная оплывшая седая женщина, по-видимому, свекровь. По блуждающему взгляду Изместьев догадался, что свекровь слепа. По скрипу половиц свекровь догадалась, что кто-то вошел к ней. Правая рука мгновенно описала круг в воздухе, едва не зацепив сноху за кофту:

— Это ты, Кулюшка? Вернулась, доченька… А дитятко где? Внучок мой где? Слава господу, дождались мы с Тасенькой. Кое-как дожили, слава богу. Как тяжко-то было…

— Это я, мама, я, — с трудом выдавил из себя Изместьев, без труда диагностировав у свекрови последствия геморрагического инсульта. — А внучка твоя у Феди на руках. Внучка у тебя, мама, внучка.

— Ты мамой-то меня… первый раз… — всхлипнув, прошептала свекровь, и по отвисшим щекам покатились крупные слезы. — Доченька… Кулюшка моя… Дай, обниму тебя… Может, в последний раз…

Стараясь не дышать носом, Изместьев обнял зарыдавшую чужую женщину. В единственной «живой» руке свекрови при этом он ощутил недюжинную силу, а взгляд наткнулся на медицинскую «утку» на широком подоконнике, прикрытую почему-то полотенцем. С уткой невозмутимо соседствовали фиалки, алоэ и герань.

Ступая обратно по скрипучим половицам, доктор подумал, что не выдержит и нескольких дней проживания здесь, — не то, что всю оставшуюся жизнь. Медицинский нюх, привыкший на вызовах к различным запахам, тем не менее яростно сопротивлялся витавшим ароматам, то и дело провоцируя рвотный рефлекс.

Вслед доктору из кельи тем временем звучало уже знакомое:

— Федун! Ты пропал, чо ли? Сколько можно тебя ждать?

— Что тебе, старая? — огрызнулся Федор, едва только вошел через порог. — Дня прожить не можешь! Прекрасно знашь, куда я уехал. Хватит гундеть без продыха!

— Кумушки второй день нет, прости, господи, — навзрыд послышалось из «кельи». — Сгинула кормилица-то наша. Как вчерась утром ушла, так и… А я что сделаю?

— Ты куды смотрела, старая?! — зарычал Акулин муж, едва не бросив ребенка на пол. — Кто пас их вчера?

— Дык, Митрофан, язви его в дышло! — эдак по-сапожному выразилась свекровь. — Остались без молочка мы…

— Ты с ним говорила? — рычал Федор. — Говорила, я спрашиваю?

Новорожденная от кабаньего рыка, понятное дело, проснулась и заголосила на всю избу.

— Погодите, погодите, — решила Акулина вместе с ребенком взять инициативу в свои руки. — Это что же, значит, ты, куманек, еще вчерась куда-то слинял, сутки где-то барахтался, а коровка, стал быть, исчезла? На маму нечего орать, сам виноват!

Федор начал вращать глазами и глубоко дышать.

— Это тебя совершенно не касается, — голос единственного мужчины в доме едва не сорвался на откровенный визг. — Может, ты и зарабатывать начнешь, кикимора, а? И семью кормить? Что молчишь?

— Может, и начну зарабатывать, и кормить! И тебя, жидормота, не спрошу!

Если Изместьеву «вожжа попадала под хвост», то достать ее оттуда было чрезвычайно трудно. Качая дочурку, он внимательно осматривал интерьер дома, и с каждым взглядом все более убеждался, что жить в подобной обстановке никак нельзя.

— Мамочка, не ругайтеся, — умоляла родителей в свою очередь старшая дочь.

— Вы бы перестали матькаться, а сходили на Будыкино болото. Сдается мне, тама Кумушка-то наша, — отрезвляющая фраза раздалась из-за занавески в тот момент, когда Акулина собралась покинуть ненавистную избу раз и навсегда.

— И то верно, — внезапно остыл муженек. — Разобраться всегда успеем. Сейчас на скору руку перекусим и — в путь. А там видно будет.

«На скору руку» — значит, смешать вареную картошку с вонючим «постным» маслом, обильно приправить луком и под мутную «самогоночку» смачно отправлять в рот кусок за куском. Причем, кто из родственников — муж или свекровь — преуспел в самогоне больше, Акулина так сразу бы и не определила…

Она готова была приготовить что-то и посущественней, да не нашлось в избе других продуктов. Пить самогон она наотрез отказалась, поскольку являлась на тот момент кормящей матерью.

Если по-трезвому рассудить, отбросив эмоции, то проект следует потихоньку сворачивать. Можно, конечно, оборвать все на середине. Обидно до чертиков, но работать без помощника Павел не может. Информации, принесенной Кедрачом в клюве, едва хватило, чтобы качественно адаптировать одноклассника в прошлом. Сейчас остро требуются факты, наступать надо «по всем фронтам». Сюжет, что называется, завертелся, пошел.