— Нет, только не в ПИТ! — хрипло отреагировал доктор Изместьев. — Мне уже скоро выписываться. Обыкновенный обморок от духоты, не более. Обещаю, больше не повторится.
— Вас, сударыня, никто не спрашивает, — сказал, как отрезал, тот, кто в этот момент измерял на ее руке давление. Широколобый, в роговой оправе и греческим носом. — Откуда у вас медицинские познания? Нахваталась с бору по сосенке… А туда же, в профессионалы метим.
— Нет, не нахваталась! А учусь заочно в медакадемии, на лечфаке, — прошептала на одном дыхании «сударыня», вызвав замешательство в рядах эскулапов. — На днях фармакологию завалила. Собираюсь косметологом работать.
— У-у-у, косметология… — широколобый подняд глаза к потолку, обнажив острый, отчего-то подрагивающий кадык. — С какой это стати мединститут академией стал?
— Он еще не стал, — пояснила «сударыня», приподнимаясь на локтях. — А только еще станет в девяносто — каком — не помню — году.
Широколобый взглянул многозначительно на коллег, поднялся, и когорта в белых халатах вскоре покинула палату.
Он был уверен, что в прошлой жизни был рекой… Возможно, быстрым ручьем. Уверенность эта крепла по мере постижения новых вершин в психотерапии.
Река, ручей — это нестабильность, переменчивость характера, вспыльчивость. И — многообещающее начало всего. Перспективы, взлеты, ширь, размах, всплеск чувств. Всего этого он в последнее время побаивался все больше, и старался избавиться. Пора, коллега, пора…
В будущей жизни Ворзонин видел себя огромным живописным озером с неподвижной водой. Путь от ручья к озеру — обретение стабильности, уверенности, постоянства. Это его путь. Есть, к чему стремиться.
То, что прошлая жизнь была, а будущая непременно будет, Ворзонин не сомневался ни на минуту. По его глубокому убеждению, сложность психологической диагностики, собственно, и заключалась в одном: понять, откуда и куда движется личность.
В этом прятались все мотивы ее поведения в настоящем. Кем личность была в прошлом, — особого труда для него, как для диагноста, не представляло. Но — кем ей суждено было стать в будущем, здесь все обстояло гораздо сложней. Здесь удачи чередовались с досадными провалами. Если «траекторию души», как он любил выражаться, ему удавалось «вычислить», то лечение любых заболеваний сложности не представляло. Именно любых, а не узко психических. Тут Ворзонин мог справиться с чем угодно: будь то лейкоз или СПИД, аденокарцинома желудка или гепатит С… Если пациент добросовестно выполнял все рекомендации доктора, то выздоравливал всегда. Другое дело, что не всем пациентам Ворзонин мог дать эти самые рекомендации.
С одной стороны, это выводило его из себя, беспомощность бесила. А с другой — он понимал, что на таких пациентах и стоит совершенствовать свою методику. Методику, которая со временем должна была ему принести мировую известность.
Итак, его жизнь — это путь от реки к озеру. От вечного поиска к стабильности. Озеро — полностью самодостаточная экологическая система, не нуждающаяся ни в каком вмешательстве извне. Представить себя ей он мог настолько явственно, что любой ветерок вызывал на его теле появление ряби. Ему достаточно было нескольких минут подобной медитации, как любой стресс сдувался подобно лопнувшему шару, напряжение «сходило на нет», артериальное давление понижалось, организм начинал функционировать подобно надежному часовому механизму.
Пока озеро — это туманное будущее, которое проясняется с каждым днем все более и более. Надо определиться с настоящим.
Кедрача, сидевшего сейчас на том самом диване, где не так давно Ворзонин успокаивал Ольгу, он в данный момент воспринимал как помеху на выбранном пути. Что-то заподозрил, курилка… Интересно, что: крупицу или квинтэссенцию? Пузотер. И пытается поколебать его, заставить свернуть с единственно верного пути. Это у него не выйдет, сколько бы пядей во лбу у него в данный момент ни насчитывалось.
Но он, кажется, увлекся. Кедрач вдруг слегка подпрыгнул и отчетливо произнес, жестикулируя, словно у себя в театре на репетиции:
— Ты просто втюрился в нее. Признайся, черт возьми! Тебе станет легче, гарантирую!
— В кого?
— В Ольгу, естественно, — Кедрач скрестил руки на груди, как бы показывая, что для него этот вопрос был решен еще в далеком безоблачном детстве.
Улыбнувшись, Павел крутанулся в кресле. Эх, Егорка… До чего ж ты предсказуем. Тебя можно включать и выключать, как электрофен. Медицина здесь бессильна, а посему затевать спор не стоит.
Читать дальше