— Но я еще столько должен спросить, — призрак развел руками, так как от Клойтцера осталась лишь синеватая дымка, ничем не напоминающая образ пришельца.
Тем временем тьма вокруг призрака начала все более сгущаться. Облака Савелия и Клойтцера исчезали на глазах. Наконец, Изместьев остался один в шаре, который несся сквозь черноту.
Бездна засасывала его, как воронка увлекает в свою зловещую глубину все, что плавает поблизости: стружку, ветки деревьев, бутылочные пробки. Призрак покорял космос, отнюдь не являясь астронавтом НАСА.
Он летел в гордом одиночестве сквозь бездну, сквозь чьи-то сны и воспоминания. Мимо проносились сюжеты, обрывки фраз и мыслей, но он не вслушивался. Боялся, что проникнется чужими проблемами, заинтересуется, а ему сейчас этого очень не хотелось. Хватит с него!
Летел навстречу неизвестности. Впрочем, неизвестность эта была до известных пределов. Внизу лежал огромный город с пупырышками домов, сетью улиц и решеткой трамвайных путей.
Это был его родной город, его Пермь. Призрак не знал, в какой год и день он летит, но в глубине теплилась надежда, что это его время. Он его ни на какое другое не променяет. Теперь уж точно. Никаких экспериментов, никаких опытов больше он совершать не намерен.
Человек должен жить в том времени, в котором родился. Оно накладывает едва заметный отпечаток на все: поступки, образ мышления… И, оказавшись в чужой реальности, человек начинает комплексовать, постепенно сходя с ума. Для психики сия нагрузка запредельна.
Полет все ускорялся. Изместьев различал деревья, улицы, дома. Но среди всей этой ночной картины выделялся один — он узнал его. Та самая высотка, с шестнадцатого этажа которой он шагнул в неизвестность вечность назад. Ему казалось, что с тех пор пролетело несколько жизней, в каждой из которых он успел что-то почувствовать…
На карнизе шестнадцатого этажа кто-то стоял. Изместьев узнал свой собственный силуэт. До прыжка оставались считанные мгновения. Его задача — быть на траектории прыжка, чтобы тело и душа совпали, объединились в одно целое.
Силуэт посмотрел на часы… Еще секунда и он прыгнет. Ну почему призраку всегда приходится успевать из последних сил. Почему???
Он догнал свое тело уже в полете. Ощущение было такое, словно его втиснули в не по размеру тесный скафандр.
Последние впечатления — раскрывшаяся перед ним свои щупальца морская звезда. Он угодил в самый ее центр. Ощущения были такими же, как в далекой юности, когда он взял немыслимую высоту своего роста — метр семьдесят пять. Но тогда Изместьев рухнул на кучу матов, а здесь был батут, вернее — гигантская воздушная подушка, кем-то предварительно накаченная. В нее он и угодил.
Он приземлился! Его тело практически не пострадало: в той же футболке и трико, в тапочках. Сквозь толпу склонившихся над ним людей протиснулась Люси. Она схватила его за футболку:
— Что ж ты мне не сказал, что решил свести счеты с жизнью? — кричала она срывающимся голосом. — Я бы вместе с тобой на карниз вышла. Мы бы такую рок-оперу замутили! Как «Иисус Христос — суперзвезда».
— Я не… я как-то… когда, — заикал Изместьев, подозрительно ощупывая собственное тело. — Не хотел я счеты с жизнью сводить. И не собирался вовсе. Вы… ты… могли… могла так подумать? Почему?
— А кто еще с высоты вниз башкой ныряет? — незатейливо, по-простому пояснила Люси. — Только самоубийцы. И никто больше.
— А откуда эти люди? — с подозрением спросил. — Как будто кто-то повесил объявление, что сегодня случится исторический полет.
— Одна я бы ни за что не смогла привезти сюда и накачать эту штуку, — призналась Люси. — А вот и коллеги твои пожаловали.
Доктор различил сирену «скорой» и знакомую до колик в кишечнике иллюминацию из красно-желтых огней. Слегка удивился, увидев незнакомого коллегу. Тот был предельно сдержан, на чисто профессиональные выпады больного почти никак не реагировал.
— Вы недавно на подстанции? — спросил Изместьев доктора, когда его на носилках грузили в машину.
— Мне кажется, всю свою сознательную жизнь, — прозвучал не совсем внятный ответ.
Больше Аркадий ничего не помнил.
Кто сможет помешать довести ему начатое дело до конца? Сейчас, когда случай с Мариной Гачеговой — в прошлом, и Павла фактически нечем скомпрометировать. Кто? Не родился еще такой человек! Осталось соединить несколько нитей, и целостная картина мира будет завершена. Та самая, что в мозгу Изместьева.
Читать дальше