– Мне делали подобные предложения. И у вас есть свои дети, – напомнила я.
– Кто там тебе делал предложения, меня не касается. Врали, скорее всего. А я серьезно. О семье не беспокойся, оставлю им дом, деньги. Ну? Жду ответа.
Я ответила, что в принципе хочу иметь семью, детей и жить где-то в тихом красивом месте, но не сейчас, у меня еще довольно много личных планов. Это первое. Второе: чтобы принять такое предложение, надо как минимум любить мужчину.
– Полюбишь, – сказал Чижинцев. – Не было такого, чтобы женщина меня не полюбила после первой ночи.
– Но у нас не будет первой ночи, – сказала я.
– Почему? – удивился он.
– Потому что я не хочу.
Чижинцев помолчал и сказал:
– У тебя нет выхода. Здесь такие стены, хоть во весь голос кричи – никто не услышит. А если и услышат, на помощь не придут. Я, чтобы ты знала, в тенистом кабинете губернии третий человек. А буду первым – очень скоро.
– Ты что, хочешь применить насилие? – спросила я Чижинцева.
Подумав, он сказал:
– Да, пожалуй. Для твоего же спасения.
– Объясни.
– То есть не насилие для спасения, – исправился он. – А свою дружбу и любовь я тебе предлагаю для спасения. Ладно, никуда не уедем, останемся здесь. Я и тут гарантирую тебе покой и безопасность. Иначе будет то, о чем я говорил. Даже если ты мое предложение рассматриваешь как насилие – хорошо, пусть так. Но лучше одно насилие, гарантирующее стабильность, чем много насилий каждый день – со всех сторон.
– Ты кого-то на меня натравишь?
– Нет. Они сами натравятся.
– Есть милиция, есть прокуратура. Если будут угрозы, я обращусь туда.
Чижинцев расхохотался.
– Господи ты боже мой, – говорил он сквозь слезы смеха, – то ли ты дура, то ли ангел.
– Я не дура и не ангел, – ответила я ему. – Но я, извини, уважаю себя и заставлю других тоже уважать себя!
Да, Володенька, я так ему и сказала. Твоя мама иногда была очень смелой – быть может, безрассудно смелой.
Чижинцев выпил целый стакан крепкой спиртной жидкости белого цвета... близкое к слову «вода»... Водка. Туча – тучка, репа – репка, вода – водка. Уменьшительно-ласкательное. Да. Он выпил целый стакан водки, ударил кулаком по столу и сказал:
– Я всё понял! Ты для себя кого-то другого видишь? Мелковат я для тебя? Сестра твоя, я слышал, у тебя в Москву намылилась, а ты уж тем более тут не останешься! Гадюка, как я тебя убить хочу, прямо скулы сводит! Убить и мертвую тебя... – тут он замолчал и стал глядеть на меня мутными глазами.
Было страшно.
Но он преодолел в себе какие-то ужасные мысли и вдруг сполз на пол, положил свою голову мне на колени и попросил жалобным голосом:
– Погладь меня!
Я погладила.
– Пожалуйста, – стал он просить, – полюби меня, меня никто не любит. Нет, вру, любят, все любят, но я тебя хочу. То есть люблю. То есть хочу, чтобы ты меня полюбила.
И так он долго еще что-то бормотал, а потом упал на пол и заснул.
Я оделась обратно в свою одежду и пошла из дома. У ворот человек в форме хотел остановить меня. Я пошла на него.
– Нельзя уходить, – сказал он, – без разрешения.
– А что ты мне сделаешь, если уйду? – спросила я.
– Ничего. Задержу.
– Попробуй.
Он протянул ко мне руку, но замер и глядел на меня в очаровательном свете ночной луны, в котором я была наверняка ослепительно красива и видела это по его глазам. Он даже весь задрожал.
– Открой, – приказала я ему.
Он подчинился.
Это был, Володя, один из первых случаев, когда я интуитивно поняла, насколько может быть большой моя власть над людьми, если я этого захочу. Я зафиксировала это, чтобы использовать в дальнейшей жизни.
Чижинцев был не совсем неправ, когда предположил, что мелковат для меня. Действительно, я была хоть и onesta ragazza 27 27 Onesta ragazza – порядочная девушка (ит.).
, но имела о себе довольно высокое мнение – и все выше, потому что это стимулировалось мнением окружающих. И без того красивая, я, наверное, в этот год приблизилась к лучшей своей форме, я, без похвальбы, не могла нигде появиться, чтобы на меня не оглядывались буквально все, включая стариков и детей.
Но что мне мог дать Саратов? Я не в смысле поиска житейского партнера, а в плане перспектив вообще? Ничего. Образование в университете? Я могла получить его и в Москве. Лара переехала в столицу, они поженились с Борисом, звали меня тоже в Москву, но не к себе, а вообще. Всё упиралось в то, что я не хотела оставлять маму и младшего брата. К тому же приближался новый конкурс «Краса Саратова», на который я решительно рассчитывала.
Читать дальше