Дорис Лессинг - Муравейник

В тот вечер мистер Макинтош зашел к Кларкам и увидел дневник. Вернувшись к себе, он долго сидел, удивляясь, почему Томми так на него озлоблен. На следующий день он еще раз зашел к Кларкам, но и на этот раз мальчика дома не оказалось. [55]

Тогда он пошел через густые заросли кустарника на поляну к муравейнику. Мальчик был там. Стоя на коленях в траве у дерева, он вырезал что-то из корня.

Поздоровавшись, он снова уткнулся в работу, а мистер Макинтош уселся на ствол и стал наблюдать.

— Кого это ты делаешь? — спросил он.

— Дирка, — коротко ответил Томми, и мистер Макинтош, побагровев, уже было вскочил на ноги, чтобы уйти, но мальчик даже не оглянулся, и он снова сел, уже молча. Удивительное и в то же время бесполезное упорство, с каким Томми трудился над этим наполовину сгнившим куском корня, дало новый толчок его мыслям.

— А что если тебе стать художником? — предложил он.

Томми оставил наконец свои стамески и недоверчиво посмотрел на мистера Макинтоша, словно это предложение было какой-то новой ловушкой. Недовольно пожав плечами, он снова с раздраженным видом склонился над корнем.

— Если у тебя настоящий талант, мальчик, ты сумеешь неплохо заработать на этом. У меня был в Шотландии двоюродный брат, который промышлял художеством. И знаешь что он выделывал? Сувениры для путешественников. — Мистер Макинтош говорил непринужденно, стараясь как-то подладиться к Томми.

Но Томми воспринял этот разговор как новую попытку лишить его независимости, и упоминание о сувенирах пропустил мимо ушей.

— Зачем вы сожгли книги Дирка? — прямо спросил он.

— А зачем мне нужно сжигать книги? — мистер Макинтош с облегчением рассмеялся. Ему и самому это казалось нелепым: ведь его взбесили фигурки Томми, а не книги.

— Я знаю, что это вы, — сказал Томми. — Знаю. И Дирк тоже знает.

Мистер Макинтош закурил трубку в отличнейшем расположении духа. Теперь ему удастся поладить с Томми. Томми не знал, почему он поджег хижину, а ведь это самое главное. Некоторое время он попыхивал своей трубкой.

— К чему ты вбил себе в голову, что я против того, чтобы Дирк учился? — сказал он. — Немного поучиться — [56] это неплохо. — Томми недоверчиво уставился на мистера Макинтоша. — Я предлагал ему заняться делом и обучать других. Так он не захотел этого. При чем тут я?

По лицу Томми мистер Макинтош понял, что он ему не верит. Томми вдруг вспыхнул, и мистер Макинтош удивился — с чего это у мальчишки такой растерянный вид? А Томми соображал: «Мы, наверное, ошиблись...» Но он представил себе, как могло подействовать на вспыльчивый, гордый, мятежный нрав Дирка такое предложение, и его мысль прояснилась. Все еще красный, он рассмеялся каким-то не детским, полным горечи, язвительным смехом, и мистер Макинтош встревожился. Краска сошла с лица мальчика, и он снова заработал стамеской.

— Почему вы вместо меня не пошлете в колледж Дирка? — спросил наконец Томми. — Он же намного умнее. У меня и способностей-то никаких. Вы ведь видели мой дневник...

— Знаешь, сынок... — укоризненно начал мистер Макинтош. Он чуть было не сказал: «Так ты, стало быть, и в школе ленишься только потому, чтобы вынудить меня помочь Дирку?» Удивившись своему порыву выложить то, что он думал, он тут же заговорил, как всегда, обиняками, на которые Томми предпочел не обращать внимания.

— Ты ведь сам знаешь, как обстоит дело. Пора бы тебе уже понимать, а ты ведешь себя так, будто ничего не понимаешь. — Но Томми стоял на коленях, спиной к нему и возился с корнем; мистер Макинтош снова закурил свою трубку.

На другой день он опять пришел к муравейнику; усевшись поудобнее на дерево, он смотрел, как Томми работает. Томми недружелюбно покосился на него, словно давая понять, что его присутствие здесь нежелательно, однако не сказал ни слова.

Большой, торчащий из основания ствола, как клык, корень постепенно становился похожим на Дирка, и мистер Макинтош наблюдал с чувством какого-то непонятного возмущения. Ему было противно глядеть, но заставить себя уйти он не мог.

— Случись поблизости пожар, и все сгорит, — сказал он, — а нет, так сожрут муравьи.

Томми равнодушно пожал плечами. Важно было работать, а что будет с его работой потом — ему наплевать. И такое отношение к сделанной собственными руками [57] вещи было настолько чуждо стяжательской натуре мистера Макинтоша, что ему даже показалось, будто мальчик слегка тронулся.

— Почему ты не работаешь над чем-нибудь, что сохранится? — спросил он. — Да если бы ты учился, как Дирк, и то было бы лучше.