Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

Слушай, Вит-та-лина, отвали, а? Плохо мне!

– Ага, – протянула она. – Постой, сейчас трубочку передам.

Сделав пару неловких движений, я все-таки умудрился занести номер в память телефона, не относя аппарат далеко от уха. Жизнь учит меня предусмотрительности.

– Алло, Паша? – вскоре услышал я низкий мужской голос в трубке. Затем прозвучал еще один. – Привет, Пашка.

До меня не сразу дошло, кто это, а когда я сообразил, то поспешно нажал на кнопку сброса. Елки-зеленые, надо же было так завраться. Два мгновенно охвативших меня чувства – стыд и злость – потеснили опьянение. В голове вновь ожила неприятная ясность, от которой я пытался избавиться еще до того, как начал глушить ее алкоголем.

Опять запиликал телефон, но на этот раз я не ответил и вместо этого отключил его вообще. Дернул же меня черт что-то объяснять Вите. С другой стороны, какое ее дело? Хочу и сижу один, грущу! Никто мне не нужен. Да и откуда мне было знать, что она празднует Новый год именно с теми самыми Кириллом и Женей? А вдруг она специально нашла их, чтобы разоблачить меня? Плевать!

Но все же звонок Виты сделал одно доброе дело – он меня немного взбодрил, и я решил прогуляться. На этот раз одевшись потеплее, я отправился на местную елку. В ночи, пестро окрашенной елочными гирляндами и фонарями, был слышен смех, крики. Народ отрывался всей гурьбой. Казалось, веселье разлилось в морозном воздухе, и его можно было пощупать руками. Временами кто-то пускал ракеты, отчего темное небо на короткие мгновения окрашивалось в яркие цвета. Стоя в стороне, я смотрел на этот праздник и с болью в сердце думал о том, как сильно мне не хватает Веры. Так я стоял и смотрел на чужое веселье, пока окончательно не замерз.

Наверное, этот Новый год так и остался бы самым грустным и тоскливым праздником в моей жизни, если бы не одно событие, буквально перевернувшее все с ног на голову.

В десять часов вечера, первого января две тысячи первого года, в дверь раздался звонок. Настроение со вчерашнего дня у меня только ухудшилось, и вида пришедших поздравлять меня родителей я бы сейчас не вынес. Никого другого я не ждал. Разве что Вита? С нее станется.

Однако на пороге стоял Лешик. В руках он держал белого персидского котенка с милым розовым бантиком и открыткой на шее.

Хоть и говорят, что незваный гость хуже татарина, но мое сердце радостно забилось, а на душе разом полегчало. Сомнений быть не могло – Лешик посланник Верочки, и раз он пришел, значит она обо мне все-таки не забыла.

– Здорово, – гаркнул Алексей. – С наступившим тебя, Паша!

– Привет, и тебя также! – воскликнул я. – Ты заходи, не стой на пороге-то.

Массивный Лешик еле протиснулся ко мне в прихожую. Возможно, я несколько преувеличиваю, но нам вдвоем там было явно тесновато. На Верином брате был серый пиджак, под ним теплый свитер, на ногах – мощные ботинки на толстой подошве, темно-синие джинсы. Не слишком тепло, подумал я, значит, за рулем.

– Это тебе от Веры, презент так сказать, – сказал Лешик то, что я от него и ожидал услышать, и бережно передал мне котенка, который выглядел почти игрушечным в его ручищах. Пока я снимал привязанную к котенку поздравительную открытку, верзила добавил: – Ну ладно, я пойду.

– Подожди! Что значит, пойдешь? Хотя бы посиди для приличия, – остановил я его.

Это не было жестом принятой вежливости, я действительно хотел с ним поговорить. Расспросить о Вере, отблагодарить гостеприимством за то, что он принес мне надежду на лучшее, да и вообще, провести немного времени с живым человеком. Мне надоело быть затворником и страдать от давящего одиночества, тоски и грусти.

– Какие мои годы! Сяду еще, – усмехнулся Верин брат, но все же стал разуваться.

Пока он снимал ботинки, я рассмотрел принесенный им подарок. Белоснежный перс с приплюснутым носиком испуганно хлопал глазами, глядя на меня. Он легко помещался в моих ладонях. Хоть он был маленьким и очень пушистым, я все же ухитрился исследовать его на предмет пола. Оказалось, что это пацан. На шее, помимо открытки, у него висела небольшая бирка с надписью: «Луций Фабий Сципион (Луцик)».

В нагрузку к подарку шла малюсенькая открытка. На ней была изображена пихтовая веточка и елочный шар, а внутри я нашел следующие строки:

Век росинки – Он и есть век росинки, не более, И все же, и все же… [13] Хайку классика японской поэзии Исса (1763-1827).

Что это? Просто поздравление? Если да, то довольно странное. Я тряхнул головой и перечитал послание еще раз. Наверное, здесь как всегда что-нибудь зашифровано. Какой-нибудь намек на будущее? Трудно сказать, однако чувствуется смутная надежда на Верино возвращение. Уточнить бы у Лешика. Он-то наверняка все знает.