Елена Чижова: Орест и сын

День за днем, погружаясь в написанное, Чибис сверял его с тем, что держала его память, так что в конце концов одно перетекало в другое, словно память крутила обрывки художественного фильма, а записи были режиссерским сценарием, по которому этот фильм был снят.

Сценарий начинался с цитаты из обожженной книги, и здесь Чибису пригодились бы Ксеньины свидетельства: он помнил расспросы о царе Ироде, с которыми она явилась на кладбище.

Далее шли описания мифологических персонажей. Обратив внимание на сходство их имен с некоторыми личными именами, Чибис обнаружил неприятное соответствие: древние боги как будто передразнивали реально действующих лиц. В особенности это касалось Египта — эти строки словно подсмеивались над его давними размышлениями. За ними следовала тема инцеста. Видимо, и она знала толк в пересмешках, но Чибис по какой-то неясной причине побоялся это обдумать.

Предаваясь неотступным размышлениям, он понял, что события, очерченные в сценарии, выходят за рамки их личной истории. Теперь древние боги больше не смеялись: над ними взошла Звезда, упавшая с неба на землю. В памяти Чибиса она поднялась драконом, увенчанным семью головами. Дракон искал свою жертву в русской сказке, которую Чибис по просьбе обеих девочек рассказывал на площади — в последний вечер Инниной жизни. Этому чудовищу он уже знал цену: Звезда, взошедшая над страной во дни царя Ирода, оставила по себе выжженную землю.

Днем Чибис по-прежнему служил в научно-исследовательском институте, вечерами же, мало-помалу разочаровываясь в избранной профессии, погружался в мутные воды исторической науки. Теперь он подумывал о том, чтобы — без отрыва от производства — получить историческое образование, благо университет, к вечернему отделению которого он приглядывался, располагался поблизости — на Васильевском острове. Решение было почти что принято, но жизнь, не стоявшая на месте, как-то быстро соскользнула на коммерческие рельсы и эти планы пресекла.

Конечно, он мог прибегнуть к помощи Павла Александровича: в последние годы, наладив поставки списанных за границей компьютеров, друг отца стремительно разбогател. Однако Чибис счел такую просьбу не вполне удобной: Павел Александрович поддерживал его в студенческие времена. В общем, Чибис решил действовать самостоятельно, руководствуясь извечным российским обыкновением — о богах и горшках. Как нельзя лучше оно отвечало содержимому Инниной тетради — в ней были представлены боги самых различных пантеонов.

Он взялся за дело с воодушевлением — этот огонь Чибис помнил со школьных времен, когда, гвоздя к доске выцветшую газелью шкурку, мнил себя разгадчиком тайны рождения и смерти.

Шаг за шагом следуя путем, прочерченным Инной, он читал исторические книги, постепенно приходя к тому, что она не успела сказать. Во всяком случае, он понял главное: ее записи, к каким бы временам и странам они ни относились, имели отношение к одной-единственной стране. Эта страна на глазах Чибиса доживала свои последние дни.

Конечно, в 70-е годы, когда Инна вела свою тетрадь, никто не предвидел такого поворота событий, но все-таки — Чибис не мог не восхититься этим, — похоже, Инну преследовали мысли о будущем их страны. Чтобы обрести подлинное величие, страна, по Инниному разумению, должна, в каких-то общих чертах, повторить ключевые события мировой истории — память о них сохраняется в мифах угасших цивилизаций. В любом случае она не может вступать с ними в противоречие.

Только теперь, испытывая тайное облегчение, Чибис понял, к чему она внесла в свою тетрадь тему инцеста: кровосмесительные связи, представленные в древних мифах, могут быть мотивацией временного изгнания героя из социума, но также трудных задач, поставленных перед героем его отцом. Эти слова были еще одним ключом к разгадке — с той лишь оговоркой, что ему, в отличие от героических первопредков, дающих жизнь новому поколению людей, выпало разгадывать задачу, поставленную не отцом, а названой сестрой.

Гордясь тем, что сумел разгадать, Чибис сделал следующий шаг: эти главные принципы, на которых зиждется мировая история, можно назвать вечными — страна, не способная им следовать, обречена ходить кругами дурной бесконечности.

Размышляя над этим законом, Чибис нашел ему подобие: зародыш, пребывающий во чреве матери, повторяет основные стадии развития природы. К примеру, на первых порах дышит жабрами. Тем самым, проживая свою собственную жизнь, он — Чибис подыскал подходящее слово — становится современником всех прошлых жизненных форм. Эти животные формы — земноводные и пресмыкающиеся, насекомые и насекомоядные, рукокрылые и неполнозубые, рыбы и птицы, из которых можно составить не один десяток зооморфных пантеонов, — видят в нем свою силу и славу, потому что он, их одновременный потомок, рождается на свет человеком. Именно эта последовательность превращений, вписанная в живую историю, обеспечивает его полноценность: младенец, чье развитие не прошло путем одновременности, является на свет мертворожденным.