Она вынесла из погреба квас, вернулась в кухню. Иван спал на диване, в той же позе, в какой она его оставила: видно, уснул сразу же, как только она вышла за дверь. Голова его чуть откинулась назад, склонилась набок. Во сне все черты его лица смягчились, ушло острое, угловатое, выступило что-то детское, слабое, рождающее к нему нежность.
Мальвина тихо присела возле, с кружкой в руках, забыв поставить ее на стол, не решаясь разбудить Ивана голосом или прикосновением. Тикали кухонные ходики, в тишине дома и ночи их звук был отчетлив и нетороплив, она смотрела на Ивана, на слегка приоткрытые губы, смуглые веки с мелкой штриховкой ресниц, на разметавшиеся пряди темных волос – и как будто бы перед нею был давно любимый ею человек, ее муж, который просто долго отсутствовал и вот наконец вернулся туда, где его все время ждали…
1978 г.
Долгий пасмурный рассвет – и первый по-настоящему осенний день в городе: мглистое, тяжело волокущееся небо над крышами, стометровая телевизионная башня в рубиновых огнях наполовину срезана туманом, мелкий, нудный, как из сита, дождь, не затихающий ни на минуту, порывистый холодный ветер, теребящий в лужах свинцовую рябь, срывающий с мокрых деревьев желтые листья. Они кувырком, наперегонки летят вдоль улиц, прилипают к слезящимся дождевой влагой магазинным витринам, к передним стеклам автомашин с качающимися «дворниками», колко, шершаво бьют прохожих в лицо. Мокры, плачут дождевой влагой и слизью несохнущего клея и все афишные щиты и тумбы, на которых поверх старых, потемневших афиш наклеена новая: «…октября… в зале филармонии… концерт…» – и крупными, почти полуметровыми красными буквами, отчетливо видными издалека, откуда на афише еще не разобрать ничего: «…Валентин Балабанов».
Вечером, едва дождавшись, когда ее подруги придут после работы к себе домой, Людмила Андреевна Балабанова, – она сохранила за собой эту фамилию, а настоящая ее фамилия Вырина, – звонит им всем по очереди и, захлебываясь словами, распирающими ее чувствами, почти кричит в телефонную трубку:
– Ты видела афиши? Как тебе нравится эта хохма – Валька у нас на гастролях! Еще год назад ни на каких условиях его сюда было не зазвать, такая знаменитость, приглашения со всех сторон, концерты только по столичным городам – Киев, Минск, Ташкент, Рига, заграничные турне одно за другим, я уже счет потеряла всем этим странам, и вот – пожалуйста! Причем, это я совершенно точно знаю, сам просился. И как еще, говорят, рад был, что ему тут один вечер дают… Представляешь, до чего, значит, у него дошло, если он из Москвы в такую провинцию едет. Всю ночь в поезде, это в нашем-то жестком, чаю не допросишься, – и всего-то за двести пятьдесят целковых. Даже это ему теперь деньги! Довела же его эта Эллочка! Вот уж действительно людоедка. Я это с самого начала знала, да и все понимали, только один он не видел и не понимал, какая она пьявочка с голубыми глазами… Ты знаешь, как он сейчас выкладывается? По десять концертов на неделе! Да ни один уважающий себя артист столько петь не будет. И ради чего? Только чтобы ее в импортные дубленки одевать, бриллиантовые перстни на каждый палец… Где же при такой сумасшедшей гонке по-настоящему над собой работать, обновлять репертуар? У него же никакого роста, он уже давно остановился, одно и то же, ничего не прибавляется… Я помню, когда он начинал, когда мы вместе были – что ни турне, то обязательно новые вещи. Хотя бы три, четыре. А сейчас он и то растерял, что прежде было. В прошлом месяце его по телевизору показывали. Ты не смотрела? Ну, просто убожество! Как не стыдно ему выходить, всё что он пел – это он и десять лет назад пел, и даже гораздо лучше. Гораздо! Никакой же голос такую нагрузку не выдержит! Магнитофон, бесчувственную железку, столько крутить – и то сломается, а тут – живое горло…
– …что ты, ничего этого она не понимает, это же элементарная стерва, пьявка… – с гневным воодушевлением объясняет она второй своей подруге. – У нее до Вальки циркач был, жонглер на проволоке, она его догола обобрала, ушла – так, говорят, с одним трико рваным и кедами оставила. Она и Вальку до последнего обберет, вот увидишь. А потом, как и всех своих прежних мужиков, по боку – и какого-нибудь очередного дурачка с большим карманом на аркан! И минуты даром не потеряет, мужчины – ослы, их к таким как магнитом тянет. Лет ей всего тридцать, холеная, каждую неделю салон красоты посещает, по вечерам – теннис, бассейн. Ни детей, ни службы… Нарядов – что у Екатерины Второй, грудь – как у Лоллобриджиды… Ты бы посмотрела, как умеет она ее демонстрировать, знает, что это главный ее товар… А уж в мужика вцепиться – ну, тут опыта ей не занимать, на Западе такие дамочки учебники пишут…
Читать дальше