Юрий Гончаров - Большой марш (сборник)

У этого человека хватит терпения прочесть Алешины тетрадки от начала до конца, не проглядеть, скользя глазами по строчкам, а прочесть – слово за словом, не морщась недовольно, что написано от руки, а не напечатано на машинке, и не пробрасывая страниц, если покажется, что суть схвачена и дальнейшее понятно. Человек этот увидит все – и промахи в сюжете, и длинноты, и ошибки стиля, и молодость ума, и местами излишнюю горячность чувств – все, что обычно замечают в редакциях и что служит основанием для возвращения рукописи автору. Но человек этот увидит и другое… И, прочтя, не отбросит тетрадку в сторону, а, любовно погладив ладонью обложку, скажет кому-нибудь рядом, посветлев глазами:

– Знаете, а ведь это – художник…

1959 г.

Шторм разразился у турецких берегов. Он прошел над северной Анатолией, над проливами, повернул на юг и, постепенно теряя силу, затих где-то среди греческих островов. Его неистовство не коснулось Крыма. Над лиловыми горами, слепя, по-прежнему латунно блестело знойное небо.

Но шторм раскачал все море. На прибрежные скалы, на крымские пляжи, на вертикальные стены глинистых обрывов двинулись водяные хребты.

Это началось ночью. Жители маленького поселка, приросшего домиками к уступам каменной горы, проснулись от тяжких ударов в подножие полуострова.

Пассажирский катер из Ялты, швартовавшийся у причала ровно в семь утра, не пришел. В море не было видно ни одного парохода. На мачте, на краю обрыва над пляжем, повис черный флаг, запрещавший купание.

Загорелый парень с водоспасательной станции мог бы и не столь строго выполнять служебную инструкцию: охотников купаться все равно не находилось. Курортники, проводившие здесь свои отпускные дни, поглядев с обрыва в почтительном и боязливом уважении на бунтующую стихию, расходились по домам, предпочитая шахматы, недочитанные книги или просто бездумное лежание на брезентовых раскладушках в тени пыльной пожухлой зелени, нависавшей над дворами, кривыми щебневыми улочками и переулками поселка.

Тринадцатилетний мальчик в одних лишь синих вылинявших плавках, подобрав к подбородку колени, сидел на краю обрыва, среди зарослей колючего боярышника. Рядом с ним на короткой, спаленной зноем траве, еще две недели назад живой и зеленой, лежали его небрежно брошенные клетчатая рубашка и сатиновые спортивные брюки на резинке.

Мальчик был худ и тонок телом, узок в еще и не начавших по-мужски развиваться плечах. Солнце обуглило его до негритянской лиловатости, выбелило густые, не привыкшие встречаться с гребешком волосы.

Он не случайно выбрал себе место именно здесь, в кустах, защищавших его от посторонних глаз. Под брюками и рубашкой на траве лежала еще пустая веревочная авоська. Мальчик был послан в продуктовый магазин и должен был давно уже вернуться домой с кульками сахара, вермишели и банкой топленого масла.

Сестра, кажется, подозревает, что он тут. Дважды на склоне горы мелькало ее желтое, с черными поперечными полосками платье. Ей абсолютно нечего делать вблизи берега, она никогда не ходит по косогору: боится исцарапаться о колючки и, кроме того, убеждена, что под каждым камнем, в каждой расселине таятся ядовитые змеи. И вообще она собиралась варить варенье из кизила: чистила плоды, попросила у хозяйки медный таз с длинной ручкой… Значит, она все-таки видела, как он, нарочно бодро и целеустремленно прошагав под окнами вверх по переулку, тут же cвернул в сторону и скользнул на тропинку, что петлями сбегает к морю меж стволами старых, задумчиво-молчаливых, неподвижных кипарисов…

Ох, эта сестра! Какую он сделал оплошность, что согласился поехать в Крым под ее опекой! Она учится в педагогическом институте, скоро станет воспитывать мальчишек и девчонок, и теперь на нем тренируется. Вся воспитательная наука, если только сестра ее правильно выучила, состоит из одних запрещений:

– Не пей много воды, это вредно! (Интересно, а как же быть, если жажда?)

– Не ходи босиком, это некультурно, порежешь ногу!

– Не сиди на солнце с открытой головой – тебя хватит удар!

– Не лезь на скалу – разобьешься!

– Не купайся долго – схватишь простуду!

Придумает же – простуду!.. В воде тепло, как в ванне…

А сегодня утром, когда, возбужденный штормовым шумом моря, он только заикнулся, что хочет посмотреть на волны, последовало железное, категорическое предупреждение:

– Если приблизишься к обрыву, немедленно отошлю тебя домой. Понял?