Александр Брагин - Железное поле

Спускаясь с верховьев Шексны или, наоборот, подымаясь к ее верховьям, никак не минуешь равнодушно место впадения в эту издревле оживленную реку неназойливой Ягорбы. Взор твой непременно зацепится за зеленеющий деревами молодцеватый холм, увенчанный златошлемным собором. Воскресенский каменный собор был сооружен в 1752 году на пепелище Воскресенского монастыря, основанного иноками из Троице-Сергиева посада Феодосием и Афанасием Железный Посох где-то около 1362 года. Но и до появления монахов на светлом пригожем холме селились люди. Здесь найдено более сорока археологических памятников: есть стоянки, датируемые седьмым, третьим — четвертым тысячелетиями до нашей эры. В названии реки усматриваются финно-угорские корни: "шох" (впоследствии превратившееся в "шек") — осока, "сна" — левый приток. В общем Шексна — это левый приток Волги, поросший осокой. Вероятно, подобным образом можно расшифровать имя нашей водной дороги. Поселение на холме у слияния Шексны и Ягорбы с незапамятных годов называлось Череповесь (Череповец). Имеются два толкования того, почему оно так наречено. Первое утверждает: поскольку тут финно-угры появились раньше славян, то им и принадлежит авторство дошедшего до нас имени. Поэтому "Череповесь" в переводе с финского означает — "племя на рыбьей горе" ("чери" — рыба; "еп" — гора; "весь" — хорошо знакомое нам племя). Другое объяснение исходит от лингвиста, преподавателя Череповецкого педагогического института Александра Ивановича Ященко, который полагает, что "Череповесь" — сложное славянское слово, образованное из двух основ с помощью соединительной согласной "о": "череп" — высокое место; "весь" восходит к древнерусскому "вось" — деревня, поселение; то есть "Череповесь" — "поселение на возвышенности или горке". Уже не единожды отмечалась странная особенность: по основной мысли толкования сходны. Мне же в этой странности видится закономерность. Скажу более, на мой взгляд, оба толкования верны. И, как мне кажется, опровергают умозаключение о вековой обособленности веси и славян.

Представьте себе, переселенцы в "лодьях" идут водой по Шексне и зрят холм "зело красен". Правда, возвышенность кем-то обжита, но ничто не мешает расположиться неподалеку. Суда направляются к берегу. На горке трудами праведными возникает славянское городище. Или уже в дни, когда стройка кипит и топоры звенят, или чуть переждав это многодельное время, к переселенцам заявляются местные жители — двое-трое мужчин из племени весь: их интересуют намерения чужеземцев, добро или беду несет неожиданное соседство. Среди переселенцев сыскивается толмач, слегка разумеющий таинственный певучий язык. Он хоть и коряво, хоть и с тяжелыми перерывами на раздумье и пощипывание усов, а все-таки переводит суровым гостям: мол, в помыслах у нас худого нет, станем женок любить да ребятню плодить, да еще станем искать себе пропитание — охотой, огородом, рыбным промыслом и, да будет Перунова воля и ежели осилим делянку леса — пашней. И в свой черед спросил толмач послов из племени весь: как место сие прозывается? "Череповесь", — было сказано. "Ну да — Череповесь! — дружно закивали переселенцы, по-своему истолковав ответ. — Дельно наречено. По-нашему!"

Такую легенду я сам для себя сочинил. Возможно, все происходило несколько иначе. Или даже совсем не так. Но в одном я убежден: переселенцы — "славяне, общаясь с соседями, слышали именное словцо, по своему звучанию оно совпадало с родным для них словом, отвечающим тому зрительному образу, который у них вызывала эта местность. В соседний сосуд они вложили свое содержание, и сосуд вместе с содержимым стал их собственностью.

Пришвартовывающиеся к берегам Шексны, Мологи, Суды, Колпи, Чагодощи тяжело груженные славянские лодьи везли коров, лошадей, коз, овец, глиняную посуду, медные и чугуннные котлы, шерстяные ткани и пряжу, ножи, удила, косы-горбуши, топоры, серпы, наконечники стрел и копий, ножницы и лопаты, костяные гребни, обработанную и крашеную кожу, ручные каменные жернова, семена ржи и ячменя, овса и гороха, сохи с железными наконечниками, наборы кузнечного инструмента, каменные формы для отливки металлических предметов и бронзовые штампы, служившие для изготовления украшений…

Местные кузнецы владели достаточно сложными технологическими приемами обработки металла, высокого мастерства достигли в литейном деле. Они знали литье, ковку, волочение проволоки. У кривичей и особенно у новгородских словен успехи в металлургическом производстве были еще более значительными. Сложение профессиональных навыков финно-угров и славян привело к стремительному росту добычи железа и подъему уровня металлообработки. Сложение, конечно, не являлось механическим приплюсованием к опыту одного народа опыта другого: обе стороны имели свои оригинальные орудия добычи руды и кузнечного ремесла, свою до мелочей отработанную технологию получения железа и изделий из него, поэтому сложить — означало творчески позаимствовать, не растеряв при этом собственных золотых крупиц инженерной мысли.