Александр Ройко - Жизнь щедра на сюрпризы

— Дело в том, что сдаём 400 мл крови, но потом через время, в этот же день нам вливают обратно 200 мл.

— Как это? — не понял Андрей. — Не вижу в этом смысла.

— Ну, вливают назад не чистую кровь, нет, конечно, чистую, но не полного состава. У неё что-то там обирают, какую-то плазму, а нам вливают часть крови назад, так что ли. Мы и сами толком не знаем, как эта кровь называется. Но это совершенно безвредно — тебе вливают именно твою чистую кровь, но только без каких-то компонентов. Так что берут вроде бы 200 мл крови, и мы никогда не чувствовали себя плохо.

Андрей вечером расспросил жену о такой процедуре сдачи крови. И выяснил, что, действительно, существует такой метод забора крови. Берут у доноров не саму кровь, а именно плазму, о которой упоминали ребята, но немного неправильно рассказывали об этом процессе. При сдаче плазмы кровь, после отделения от неё части плазмы, тут же вливается обратно в организм донора. При этом если цельную кровь можно сдавать не более 3–5 раз в год с интервалами в 3 месяца, то плазму можно сдавать до 6-12 раз в год с интервалами не менее 2 недель. Плазма восстанавливается в течение нескольких дней, кровь — в течение месяца. Общее же время, которое понадобится донору провести на СПК при сдаче плазмы, составляет около двух часов.

Забираемая при этом у доноров кровь, как рассказала Лера, центрифугируется и разделяется на эритроцитарную массу и плазму. После этого эритроцитарная масса возвращается донору, объём же циркулирующей крови восполняется введением адекватного плазме количества физиологического раствора.

— И это абсолютно безвредно? — спросил Андрей.

— Конечно.

— Так, тогда я завтра иду с ребятами сдавать кровь.

— Зачем это тебе нужно, — удивилась Лера.

— Много причин: во-первых, я донор, во-вторых, это как бы гражданская обязанность, ведь кому-то эта кровь или плазма понадобится, возможно, даже спасёт жизнь. Кроме того, мне просто интересно, да и деньги нам не будут лишними.

— Смотри сам, но я бы не советовала тебе это делать.

— Почему? Ты же сама сказала, что это абсолютно безвредная процедура.

— Сказала, но не подумала, что ты сам захочешь пойти сдавать плазму.

— А что это меняет?

— Многое. Ты ведь мой муж. Мало ли какие там условия. А вдруг что-то плохо простерилизуют и занесут тебе какую-нибудь инфекцию.

— Лера, — улыбнулся Андрей. — Ты непоследовательна. Не так давно ты говорила, что этот госпиталь — самая настоящая Академия. А теперь говоришь, что здесь могут что-нибудь не так сделать. Где же ещё могут делать всё так качественно, как не здесь.

— А, ладно, — махнула рукой жена. — Если ты так решил, то и иди и сдавай. Тебя ведь всё равно не переспоришь.

Таким вот образом процесс сдачи плазмы в субботу отнял у Андрея часть его свободного времени, о чём он совершенно не сожалел. Он пообщался с ребятами и работниками СПК, приобщился к числу доноров здесь в госпитале и оставил частицу своей крови на территории Германской Демократической Республики. Теперь, как он в шутку сказал Валерии, придя после этой процедуры домой, у него кровная связь, если и не с самой ГДР, то, по крайней мере, с ГСВГ. Так что всё прекрасно.

Но это прекрасное настроение самого Андрея, а заодно и Леры, было серьёзно испорчено уже через неделю, в пятницу 27 апреля, когда они получили неожиданное письмо из Полтавы от коллег Морозевича по заводу. Те сообщали, что лучше бы Морозевичам поскорее вернуться домой, потому что они могут потерять с таким трудом полученную квартиру. Дело в том, что в Полтаве стали нередки случаи, когда в какой-нибудь пустующей квартире взламывают замки и заселяются в квартиру. Потом таких самовольных жильцов, особенно если они с детьми, очень трудно оттуда выселить, даже с милицией. В их доме пока что, к счастью, такого ещё не произошло, но и пустующих квартир почти нет, насколько они знают, только одна такая — как раз Морозевичей. Если же о ней прослышат, то кто знает, что может случиться. Сами Журавские, как с ними договаривался Андрей, периодически приглядывают за квартирой Морозевичей, но долго так тянуться не может.

Это письмо стало для Морозевичей некой бомбой, которая, если и не убила их наповал, то здорово контузила. Письмо разрушало все их радужные планы, и они в растерянности не знали, как им поступить. Теперь вряд ли может идти речь о дополнительном годе работы. Кстати, Журавские пока что и не знали, что Морозевичи собираются остаться в Германии ещё на год. В феврале месяце речь об этом не заходила, а сейчас Андрей ещё не успел им об этом сообщить. Да и сообщит ли он теперь — это было под большим вопросом. Узнай Журавские, что Андрей с Лерой не вернутся в Полтаву ещё год, то откажутся присматривать за их квартирой — это уж точно, кому нужна такая морока и ответственность. И что же им теперь делать? Это был такой больной вопрос, на который ответа Морозевичи пока что не находили.