Mike Lebedev - 94, или Охота на спящего Единокрыла

И, положа руку на сердце — автору было от чего затрепетать. Внимание человека по имени «Роберт Аронович» и само по себе чрезвычайно лестно — а уж «по поводу рекламы»… Надо заметить, что по данному поводу нам не звонил никто и никогда. Да, отксеренные мною в подвале сверхсекретного предприятия прайс-листы, как вы помните, были снабжены нашими телефонами: моим домашним и общажным Старины соответственно (причем старику так понравилось плотно вошедшее в наш лексикон слово «ресепшн», что он порвался было подписать его ко входящему номеру старушки-вахтерши на первом этаже, и нам с Митричем стоило немалых усилий убедить его ограничиться лаконичным «добавочный»). С другой стороны, оригинальный «прайс» содержал на себе, естественно, и четыре телефона истинного отдела рекламы, те самые, по которым мы в случае нужды разыскивали Оборотняна — и именно в них Старина первоначально видел корень всех бед и место, куда безвозвратно уходят все «наши» звонки. Наивный, однажды он даже поделился своими опасениями с Мастером, на что тот, искренне расхохотавшись, заверил, что, буде такое чудо и случится, мы узнаем об этом первыми. С того дня эти номера мы, зная о верности Наставника принятым на себя обязательствам, старательно замазывали. Сперва аккуратно, пытаясь придать зачеркульке вид изящного дизайнерского решения — а затем и практически без стеснения.

Ожидаемых плодов это не принесло. Нам по-прежнему никто не перезванивал. Мы развозили прайс-листы, диктовали свои контакты в голосовом режиме — но единственным ответом нам было одно лишь скорбное молчание. Хорошо еще, что в ту пору не были покуда изобретены «емейлы», «айсикью», «скайпы» и прочие элементы электронной бесовщины, а то бы мы непременно оставляли и их… впрочем, с горечью понимаю я сегодня, нам всё равно никто бы не «намылил» и не «постучался». Никого-то в этом лучшем из миров не интересовало размещение рекламы в газете «The Moscow star» с возможностью голубого цвета, а если и интересовало…

И вот—звонок. По поводу. Причем, как ни странно, человека с указанными позывными мне отчего-то не припоминалось. Не доверяя памяти, я судорожно перелистал заветный блокнот с рабочими записями. Да, они не отличались свойственными Курбскому четкостью и логикой изложения материала — но кое-что разобрать в них все-таки было можно. Тем не менее, никакого «Роберта Ароновича», или хотя бы чего-то похожего, несмотря на все видовое многообразие, по-прежнему видно не было. Я призадумался — «Это что же за Роберт Аронович такой?..» И тут догадка яркой молнией прострелила мой воспаленный мозг!

«Это ОН!!! Вернее, именно что не он, а… короче — это с Радиостанции!!! Моё яркое выступление не осталось незамеченным!!! И пусть имя-отчество этого хмыря со сцены было иное, тем более, что я его и не запомнил — так оно даже лучше! Значит, кто-то другой, старший по званию, тайно наблюдал за процедурой! Да, именно так! Мои навыки были оценены в полном объеме, ну наконец-то! И теперь они все-таки решили разыскать меня… не, ну а что? Дело было сегодня с утра — с утра. Телефон свой я при записи оставлял — оставлял. Нет, решительно никаких иных вариантов в голову-то и не приходит!»

Я повторно внимательно перелистал блокнот с самого первого трудового дня девятого марта. Роберт Аронович в списках по-прежнему не значился. Немного смущало лишь то, что данный мне номер явно не совпадал с расположением Радиостанции, а имел, судя по всему, своей диспозицией диаметрально противоположную нам рабочую окраину. «Ну, ничего, — успокоил я сам себя, — это просто означает, что Роберт Аронович звонил с домашнего. Учитывая тонкость и некоторую даже конфиденциальность вопроса — это вполне объяснимо и где-то даже логично!» И, едва не затоптав мать, я кинулся к аппарату, буквально на лету вонзая пальцы в отверстия диска…

— Ты куда? — ошарашено спросила та, — Времени давно девятый час, а он просил до семи звонить. Или завтра уже, после десяти…

«После десяти? — озадачился я, — Значит, телефон этот все-таки рабочий… Тогда как объяснить тот факт, что…» Впрочем, искать новых объяснений сил уже не было. Настроение автора вновь летело по привычной уже синусоиде со всё нарастающей амплитудой: «Глубоко девятый час… завтра после десяти… значит, вновь как всегда: впереди тринадцать с небольшим бессонных часов…»

Ровно в 10.01 следующего дня я остервенело накрутил заветные семь цифр. Последовало несколько мучительно длинных, практически бесконечных гудков, вслед за чем раздался наконец-то заветный щелчок снимаемой трубки.