Кейтлин Даути - Когда дым застилает глаза - провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

– Крис, какой ужас, что происходит? Кто так пахнет? – спросила я.

– По-моему, его зовут Ройс. Я забрал его вчера. Он в плохом состоянии, Кэт, – ответил Крис с серьезностью, которую я оценила. Отвратительный запах разложения – вовсе не повод для смеха.

Значит, Ройс, это ты источаешь чудовищное зловоние в холодильнике. Я максимально быстро уладила все вопросы с его свидетельством о смерти, чтобы иметь возможность кремировать его как можно скорее. Когда я открыла коробку, то увидела тело мужчины, которое в самых мягких выражениях можно было назвать «болотистым». Ройс был ярко-зеленого цвета, как «Кадиллак» 1950-х. Он был утопленником, обнаруженным в заливе Сан-Франциско. Я отправила его в огонь, надеясь, что больше разлагающихся тел сегодня не будет.

Однако запах никуда не делся. Тела Ройса уже не было, а зловоние оставалось. Здесь требовалось расследование. Самое ужасное расследование их возможных. Нужно было обнюхивать картонные коробки, пока… Ты, Эллен! Женщина из бюро судмедэкспертов. Так это ты смердишь сильнее, чем самый смердящий предмет в мире. Это ты со своей сползающей кожей. Что с тобой произошло? Тебе было 56 лет и в свидетельстве о смерти говорится, что ты работала в «модных продажах».

В отличие от Ройса, который несколько дней плавал в заливе Сан-Франциско, мне так и не удалось узнать, что произошло с Эллен. Когда мне наконец удалось отправить несчастную женщину в огонь, я села и прочла главу из «Сада мучений» Октава Мирбо [69], книги, о которой я узнала во время своего увлечения декадентской французской литературой. Герой там был описан как «дилетант разврата, наслаждавшийся запахом человеческого разложения» (пер. В. А. Ф.). Моя первая реакция была: «Чудесно, прямо как я!» Правда? Нет. Не как я, или кто-нибудь, работающий в «Вествинде». Возможно, я испытывала некоторое любопытство, но это не означало, что я получаю извращенное маниакальное удовольствие от разложения. Я не заходила каждый день в холодильную камеру, не делала глубокий вдох, не клацала языком от удовольствия и не танцевала голой среди ядовитых испарений, наполняясь греховной радостью. Вместо этого я задерживала дыхание, ежилась и мыла руки в 12 раз за день. Разложение – это еще одна реалия смерти, зрительное (и ароматическое) напоминание об уязвимости наших тел.

Жизнь – это лишь огонек на радаре бесконечной Вселенной.

Напоминание о нашей уязвимости весьма полезно, и нам необходимо перестать отстранятся от разложения в разумных пределах. Буддистские монахи, пытаясь избавиться от вожделения и обуздать стремление к постоянству, медитировали на гниющие тела. Во время медитации, известной как «кладбищенские созерцания», монах сосредотачивался на девяти стадиях разложения: 1) распухание; 2) разрывание; 3) экссудация [70]кровью; 4) гниение; 5) обесцвечивание и высыхание; 6) потребление в пищу животными и птицами; 7) расчленение; 8) кости; 9) пыль.

Медитация может быть внутренней, но часто монахи используют изображения стадий разложения или медитируют на реальные разлагающиеся трупы. Чтобы перестать бояться мертвых тел, нет ничего эффективнее, чем постоянный контакт с ними.

Если гниющие тела исчезли из культуры (так и произошло), но те же самые тела необходимы, чтобы уменьшить страх смерти, то что станет с культурой, где отсутствует разложение? Нам даже не нужно строить гипотезы: мы живем в такой культуре. Культуре отрицания смерти.

Отрицание может принимать разные формы. Мы одержимы молодостью; кремы, препараты и очищающие диеты навязываются нам продавцами идеи о том, что естественное старение тела абсурдно. Мы тратим более $100 млрд в год на антивозрастные продукты, в то время как 3,1 млн детей младше пяти лет умирают от голода. Отрицание очевидно в технологиях и постройках, которые создают иллюзию того, что мы имеем гораздо больше общего с плавными линиями Макбуков, чем со сбитыми автомобилями животными.

Способ разорвать порочный круг и избежать бальзамирования, гроба и склепа иногда называется «зеленым» или «естественным» захоронением. Зеленые захоронения доступны лишь на некоторых кладбищах, но их популярность растет, так как общество продолжает все чаще отдавать им предпочтение. Натуральное захоронение – это то, что произошло с телом Эдварда Абби, за исключением похищения трупа и необходимости мчаться с ним в пустыню. Тело сразу закапывается в землю в простом биоразлагаемом саване; на могилу при этом ставится камень, чтобы как-то ее обозначить. Тело начинает свободно разлагаться, отправляя атомы обратно во Вселенную, где зародится новая жизнь. Помимо того, что это самый экологичный на сегодняшний день способ захоронения, он в два раза уменьшает наш страх перед разложением и потерей контроля. Выбирая для себя зеленое захоронение, вы словно говорите: «Я не только осознаю, что являюсь беспомощной кучкой органического вещества, но и радуюсь этому. Славься разложение!»