Прапорщик Маловицынского райвоенкомата Вова Поепаев попал на территорию данного полигона вчерашним полуднем, и начиная с этого времени был отчетливо и надежно пьян. Дело в том, что начальником над этой точкой пространства значился Игорешка Аплетин, старший лейтенант, с которым вместе прапорили еще в Афгане. И ходили на боевые, и заведовали продскладами, и бегали к «чекисткам» — бабам, что давали за чеки, и маялись от тамошних злых болезней — все было. И уехали оба в одно время по замене, прапорами же: Вова — в военкомат, поскольку имел ранение, а Игорешка — в мотострелковый полк, командиром какого-то хозвзвода. Потом он вдруг нарисовался в части, стоящей в Емелинске, техником по вооружению, лейтенантом, нагрянул сразу в Малое Вицыно, и — ух, погудели! Оказывается, Аплетин, при всей склонности к загулам, сумел как-то экстерном закончить военное училище, — «для поддержки штанов». Он и Поепаева уговаривал сделать то же, однако Вова отказался наотрез: он по природе своей был пофигистом, и полагал, что пока жив — уж штаны-то на собственной фтоке сумеет поддержать и без путающих жизнь бумажек, дипломов и удостоверений. А у Игорешки случилась беда, украли автомат из мастерской, парню грозила большая неприятность, — но то ли карты судьбы выпали удачно, то ли сам он сумел вывернуться: вдруг всплыл! Да не так уж худо, посудите: капитанская должность, иди возьми! Вдобавок, в пределах полигона, ближайших окрестностей и селений, разных лавок, киосков и ларьков начальник его — бог и царь, служба идет без особенного напряга, всего двое подчиненных, в пахоте проходят считанные дни — хочешь — спать ложись, а хочешь — песни пой. И когда приезжал задушевный дружок Вова Поепаев, они уходили в лес, подальше от полигонского барака, — чтобы не видело, не слышало начальство, если нагрянет нечаянно, — и после второго стакана начинали петь на пару: раздольно, со слезой и переливами — известные им песни. Афганскую «Не зови меня, отец, не трогай», «Мурку», «Крепко любил ее старый рыбак Тимофей», «Два кусочичка колбаски». Славно попели они и в этот раз! Пели днем, пели ночью, с двумя лахудрами, непонятно откуда возникшими, — и пели утром, опохмелясь и шуганув лахудр.
— Р-резинка лоп-пнула, тр-русы к ногам спустилися-а,
Бюстгальтер ш-шелковый безжалостно сор-рвал!
Кр-ровать двуспальная от тяжести кач-чалася
И тело Н-ниночки я до утр-ра тер-рза-ал!!..
— неслось к бараку от кромки леса.
Где-то после обеда, часов возле четырех, у барака возникло какое-то шевеление, слышен был гул машины; вдруг прибежал полигонный солдатик, алтаец Чоглоков, и зашумел:
— Тащсташнант, тащсташнант, машина в город идет, вы велели сказать!..
Игорешка встал, качнулся, протянул Поепаеву руку:
— В-Вова, др-руг, я… Кор-роче… тр-руба зовет… тр-руба мне, кор-роче… Хатм! Тез, пеш!.. [10] Конец! Быстро, вперед!.. (афг.)
Труба, не труба — дома тоже надо бывать, разве Вова не понимает? Он хоть и холостой — а всегда может войти в положение. У Игорешки трое ребят, все девки — должны же они хоть иногда видеть отца! Кто же их еще будет воспитывать, современную молодежь, чтобы не погрязли окончательно!
И начальник полигона побрел, обняв солдата, надрывно воя:
— Помню, помню, мальчик я босой
В л-лодке кол-лыхался над вол-лнами,
Девушка с распущенной кос-со-ой
М-мои губы трогала губ-бами…
Вова поглядел ему вослед — и свалился под стол, предназначенный для полевых занятий.
Очнулся — темно. «Славно же я придавил!» — подумал прапорщик. Пробовал встать — но, задохнувшись, снова упал под стол. Наконец поднялся, кряхтя и чертыхаясь. Вблизи заработал пулемет ПКМ: все виды стрелкового оружия Поепаев различал на слух безошибочно. Вспоров тьму, трассер некрутой дугою пошел вверх, упал и исчез где-то на конце поля. Спустя минуту — видно, у пулемета менялись люди — новая очередь. Что ж, полигон есть полигон. Но ведь Игорешка же уехал… Кто распулялся тут в отсутствие хозяина? Впрочем — ему-то, прапорщику, какое дело? Стреляют, и пускай стреляют. Надо дойти до этих ребят — может, у них найдется и выпить. Вова выдавил немного слюны, сглотнул пересохшим ртом, пошел, качаясь, туда, где начинался светлый пунктир.
Все-таки вспышки выстрелов давали слабый подсвет: вдруг глаза Поепаева различили некую темную полукруглую массу, проступившую слева. «Стог!» — он вспомнил, как Игорешка гонял вчера на косьбу сена для полигонной кобылы Чиччолины своих рабов-тружеников Чоглокова и Федичкина. «Молодцы, сметали!» — хозяйски подумал Вова. И решил отдохнуть немного на свежем сене, а потом уж двигаться дальше, в сторону добрых людей с пулеметом — может, не совсем они пустые, на ночные стрельбы иной раз берут с собою…
Читать дальше