Владимир Соколовский - Уникум Потеряева

Насадив очки, подкряхтывая, потирая ладоши, Федор Иваныч понюхал обложку большой амбарной книги, только что принесенной из чулана. Что же под нею, Господи? Не иначе — чья-то судьба…

И. Фильшин, «Фунт солдатского лиха»… Бат-тюшки, неужели Иван Иваныч Фильшин?.. Тот, что помер два года назад? Начальник районной уголовки помнил его еще нестарым: огромный верзила с красным лицом, хриплым голосом, работал мастером на лесоскладе, жил незарегистрированным с парикмахершей Финой Колосок, в начале семидесятых к нему цеплялось БХСС, он даже сидел где-то полгода в областном следственном изоляторе, — но дело спустили на тормозах, дали условно, для порядка, три года. Он был заметной в городе фигурой, и Урябьев спросил при случае у начальника БХСС капитана Коковякина: вот заточили в узилище старика, ветерана — не мучает ли совесть? «Не мучает!? — отвечал капитан. — Ты за него не волнуйся: он волчина дюже матерый. В камере всю блатоту по углам разогнал. Волком воют от него, просят перевести. Пробовали раз впятером рыпнуться — кровью блевали. Он ведь из беспризорников, в тридцатые годы все лагеря и пересылки его были… Но потом как-то по-другому раскрутился: закончил на свободе годичную лесотехническую школу — а тогда это было повыше техникума! — и все путем, никаких претензий. Войну прошел, доброволец… В плену был, правда — но без последствий, минула чаша… Он ворует, конечно: должность золотая, при лесе люди никогда не пропадали, строгий учет там наладить невозможно, — да и странно от человека с уголовным прошлым требовать исключительной честности. У него, по сути, один недостаток, но крупный: больно любит учить жить. Выпьет, разведет философию, еще воспоминаний подпустит. Вот и пришло сверху указание: подберите материал. Ну, нам долго ли: подключили агентуру, скоренько слепили… Больших результатов не ждем, может — хоть попугаем немного. Но вообще он мужик интересный. Я даже сомневаюсь иной раз: под своей ли фамилией он живет?..».

Ну-ну…

«Как участник Великой Отечественной войны, я считаю себя ветераном 118-го Укрепленного района, сокращенно — УР. Это не географическое понятие, а войсковое соединение особого назначения. В него входило несколько специальных Отдельных пулеметно-артиллерийских батальонов (ОПАБ), приравниваемых по мощи и силе огня к стрелковому полку…».

Всем бы хорошо было служить в таком прекрасном соединении, если бы не одна заковыка: УРы не входили в состав армий, а лишь придавались им для укрепления. Притом было оговорено, что все снабжение, вплоть до вещевого и продовольственного, идет за счет армейских запасов. А как дошло до дела — да на хрена армии эти лишние рты! У нее своя забота: одеть-обуть, накормить собственный личный состав, до других ли тут! И топали, бедняги, в сторону Харькова злым летом сорок второго, голодные и разутые, а потом тем же порядком катились обратно в кровавой кутерьме… Фильшину тогда повезло: от него убежала лошадь, которую он отобрал у хозяев на каком-то хуторе, и он чудом успел зацепиться за одну из последних машин, рвущихся из кольца окружения. С конягой это было невозможно. Где-то поблизости от Сталинграда он нашел свой УР; там же довелось ему узреть геройского генерала Чуйкова: тот стоял на вершине оврага и «надрываясь, выкрикивал»:

— Связисты! Работайте, работайте! Награжу, награжу!

— Связисты! Работайте, работайте! Застрелю, застрелю!..

Бомбили страшно. Но в бой ихнюю часть почему-то не ввели. «Полтора месяца мы провалялись, как байбаки, в землянках за Волгой». А к тому времени, как батальоны стали переправляться на другой берег, Фильшин уже служил при штабе, в топогруппе.

«Таким образом, в боях лицом к лицу с врагом мне участвовать не пришлось, так что полного удовлетворения после Сталинградской битвы я не испытывал».

«Ну, Иван Иваныч! — Урябьев оторвался от бумаг, покачал головою. — Нет, что ни говори — а это наш, маловицынский кадр».

Возле отдела милиции Опутя приковал пленника к столбу крепкими импортными наручниками, и отправился в дежурку. Дремавший за столом Помуевич очнулся:

— Это ты, пацан?.. Крепкий, все на ногах… И тебе-то, брат, не спится в ночь глухую? Давай, заходи… — он нажал на кнопку замка.

— Не стоит, пожалуй. Свалю отдыхать.

— Отдыхать — это хорошо. Калям сказывал — ты в музей по сигналу ходил?

— Ходил… Сам-то он где?

— Да видишь… Зинка Пху сюда зачалилась, оперативники просили оставить: дескать, утром ей задание будет. Мы ее пустили в байдарку, а она выспалась теперь, да и заблажила: «Ску-учно… Хоть бы вы, ребята, меня отхарили, что ли…». Ну, Ядовин и повел ее в Ленкомнату.