Манана бывала с мужем в Москве, и знала, как проехать в наркомат. Такси остановилось у тяжелых дверей; Анико дан был такой наказ:
— Видишь скверик? Сядь на скамейку, и жди нас там. Что тебе идти? В наркомате есть люди, которые знают Дато и меня. Тебя они не знают, ты будешь их стеснять. Сиди и жди. Пойду просить пропуск… Перекрести нас.
И девушка закрестила их, закрестила себя, бормоча молитвы, затверженные когда-то в отцовском доме, или слышанные от попа Акакия. Дверь уже закрылась за женой и дочерьми брата, — а Анико все крестила, кланялась зачем-то. Пробегавший мимо пионер захохотал и толкнул ее. Анико поплелась в скверик.
Час, другой, третий… Несколько раз она собиралась подняться со скамейки и пойти узнать, что и как там с семьей брата, и — не могла, так и сидела, словно закоченев. Вдруг рядом возникла женщина, и спросила:
— Что с тобою, голубушка? Ты не больна?
Анико качнула головой.
— Странно, интересно… Сидишь на одном месте уже пятый час — что за причина? Что-то задумала? Отвечай! — она показала красную книжицу, легкими проворными движениями обшарила подозрительную девицу. — Здесь ведь не жилой район, сама должна понимать… Документы!
Девушка дала ей паспорт.
— А, грузинка… Выходит, не тутошняя? Ну, и зачем тогда это сидение?..
— Брат… турма забрал… Жена… туда ушла, с дочки… Надо спасать Датико… — она показала на двери, за которыми исчезли Манана и девочки. — Ехал… ехал Тбилисо… — Анико впервые услыхала русские слова лишь на семнадцатом году; конечно, язык учили еще и в техникуме, но он трудно давался ей: плохо запоминала слова, путалась в грамматике, а уж писала — вообще из рук вон.
— Сиди здесь, понятно? — женщина энергично поднялась. — Не вздумай уходить, веди себя разумно…
Ушла, и сразу вернулась обратно: ведь наркомат был — всего-то перебежать дорогу. Едкий запах женщины чужого племени ударил в ноздри.
— В-общем, это… давай дуй отсюда. Нечего сидеть, отсвечивать понапрасну. Увезли уже твоих черных. И бабу, и девчонок. Твое счастье, что с тобой сейчас уже никому возиться не хочется, лишняя докука.
— Вай! — вскрикнула Анико. — Манана… где искать?
— Нигде. Уходи, уходи! — женщина вцепилась в Анико, и стала поднимать ее со скамейки. — Ну ступай, я же тебе добра хочу! Гляди, девка, сама пропадешь!
— Куда мнэ идти?..
— Езжай в свою Грузию, и не вспоминай больше о них!
— Э-э, Грузия! Нэт мнэ тэпэрь Грузия.
— Вот ведь горе… Ты хоть комсомолка?
— А… да, калсамол… — она вынула и показала билет с карточкой.
Женщина взяла Анико за локоть:
— Ладно, пошли, может, что-то и получится…
Совсем недалеко, на той же страшной улице стоял трехэтажный дом-кубик с лепниной, венками на стенах, чудным балкончиком. Спутница завела девушку в какой-то кабинет и сказала:
— Вот, привела вам комсомолку. Что хотите с ней, то и делайте. Только пусть в Москве не торчит, здесь без нее проблем хватает.
— С чего это вдруг? — спросил кудрявый русый парень, сидящий за одним из столов. Остальные были пустыми.
— Да из Грузии приехала, понимаешь? Мы тут перекинулись парой слов… Она хочет в России жить, среди русских. Язык изучать, культуру… Ну бзик такой, понимаешь?
— Так это же прекрасно! — закричал парень. — Нам очень нужны такие интернационалисты! Только вот дисциплинка подгуляла у подруги: она должна была сидеть и ждать, когда позовет комсомол. Никак не можем изжить этот анархизм…
— Ну, я пошла, — сказала женщина. — Как-нибудь уж сами тут разбирайтесь.
Уходя, она пожала Анико руку, заглянула в глаза: мол, все уладится, держись молодцом!
— Ну, давай же свои комсомольские документы!
Строго, тщательно просмотрел билет и карточку.
— Где отметка о снятии с учета?
Девушка пожала плечами: «Не знаю…».
— Что вы за люди! — всерьез рассердился парень. — Как Кавказ, Средняя Азия — так обязательно нарушение правил учета, ведения документации! «Нэ знал… нэ панымал…». Грузия — цивилизованная республика, у вас там Лермонтов служил, Грибоедов женился! Отошлю обратно, будешь знать… Что вот тут написано вашими закорючками? — он показал учетную карточку.
— Это сэкрэтар… техникум писал… что я… Москва ехал…
— Ладно, сегодня рабочий день кончился, завтра будем разбираться… Где ночуешь?
— Нэ знаю…
— Беда с тобой… Ну, пошли. Мы союзную молодежь не оставляем, в обиду не даем.
Он привел ее в женское общежитие какой-то фабрики, вызвал комсомольскую активистку Фаину и строго наказал ей:
Читать дальше