— Малое Вицыно… — глаза Богдана затуманились. — Клыча нет сегодня, уехал в леспромхоз, там нам обещали сделать железные хомутики. Может быть, ты их привез? Ты представитель, а?
— Нет, — прошептал потрясенный Валичка. — Мы в Малом Вицыне, если помнишь…
— Э, Малое Вицыно! Слушай, поедем сейчас туда, а? Через двадцать минут туда едет автобус.
— Зачем, уже вечер…
— Вечер — это хорошо. Это замечательно, мой друг. Разве у нас там мало всяких дел — у молодых-неженатых? — он громко захохотал, и вдруг уставил на Валичку выкаченные глаза цвета спелой сливы: — Если ты мне друг, то давай поедем!
Они выбежали из убогого пристанища работников, и побежали, задыхаясь, к тракту, где должен был остановиться автобус. В нем было душно, полно народа; большой Богдан, тучный и красный, источал энергию; Постников же лепился ближе к двери, пыхтел. Сырой и взмоченный, вывалился из распаренного нутра, дождался Богдана, и они прямым путем направились к знакомой винной точке. Богдан, только вошел в нее — немедленно попал в круговорот каких-то связей, тут же, в очереди, и налаживаемых. Вокруг него задундело, загудело: «Железные хомутики знаешь? Вот тут такой хомутик, вот тут такой винтик… Сделать умеешь? Двадцать пять, пятьдесят, сто штук? А ты? Такой хомутик, понимаешь: здесь кругло, а здесь стягивает винтик? Всегда заплатим! Вот это разговор! Конечно, идем, пожалуйста, что ты… Здесь такой диаметр, здесь такой винтик…». Человек пятнадцать, наверно, мужиков шли за ними, когда Богдан и Валичка с бутылками в карманах шагали на берег реки. Там стали выпивать, говорить о хомутиках, хвастать успехами, женами, полуботинками, и Валичка опять осознал с унынием, что никому-то он здесь не нужен со своими двумя высшими образованиями. Он выпивал, если подносили, а не подносили — так сидел тихонько себе, нахохлившись. Богдан не давал, однако, его обижать: стоило кому-то лишь выказать небрежение к Постникову: что это-де еще за фон-барон, гнилая интеллигенция, — как он сразу же прервал его, смазал по уху и сказал:
— Зачем трогаешь человека? Это представитель. Хомутики достанет, налог снимет. Это хороший человек. А ты сам знаешь хомутики? Здесь такой гнутый железный листочек, здесь такой винтик, довольно нетолстый, — и гаечка, да?..
После этого Валичка стал посмелее, подавал реплики, и даже обрывал тех, кто слишком уж нарушал правила приличного выпивона.
Солнце садилось. Налитые щеки Богдана светились, словно чуть перезрелая хурма. Он прищелкивал языком и пальцами и орлино поглядывал на изрядно окосевших приятелей. Один молодой парень плакал на травке, припадая к ней, всхлипывая и нюня. Глаза Богдана темнели при взгляде на него. Наконец он не выдержал, встал — ноги враскорячку, — подошел к парню, загнул его голову навстречу своей:
— Кто тебя обижал?
— Бо… Бороров… — скулил парень.
— Как ты сказал? Бороров?
— Боро-роров…
— Плетет какую-то ерунду! — воскликнул прислушавшийся к разговору Валичка. — Разве есть на белом свете такая фамилия? Вероятно, он хочет сказать: Баронов, или Багоров, или просто Баранов, но у него не выходит, вот что я полагаю.
Парень, услыхав это, зарыдал еще безутешнее. «Эх ты! — покачал головою Богдан в Валичкину сторону. — Взял, обидел человека. А ну-ка вставай, иди и покажи, где живет этот твой Бороров! Ему от нас живо станет плохо. Обижать моих друзей… Вставай, вставай!» — мощной волосатой дланью он вздернул страдальца с земли. Валичка поднялся с неохотой — и на него, как на миленького, Богдан бросил живую поклажу. Так они добрались до автобусной остановки — и Постников, совершенно сомлевший, усталый, еще слышал, как Богдан громко разглагольствовал насчет железных хомутиков. Потом они вдвоем, пыхтя, занесли пострадавшего от Боророва человека в автобус, бережно усадили на сиденье, купили три билета — и машина тронулась. Через три остановки они сошли. «Ну что же, — сказал Богдан, — справедливое дело требует справедливой мести. Веди нас, дорогой!» Он посмотрел на Валичку, потом — вокруг себя. Валичка поглядел на него, потом тоже — вокруг себя. Кроме них двоих, на остановке никого не было. «Зачем ты его оставил?» — жалобно спросил Богдан. «Это ты его оставил, — возразил директор пожарной выставки. Помнишь, ты взял у старушки деньги, и сказал, чтобы я немедленно купил ей билет. Я поперся аж до кабины за этим билетом, а ты остался, еще кричал сзади, чтобы я не беспокоился, что старушка тебе больше, чем мать. А когда я купил ей билет и хотел пробиваться назад, гляжу — ты уже вышел. Ты сам его забыл!» — «Это не так страшно, — рассудил Богдан, почесав в затылке. — В конце концов, главное — фамилию этого негодяя мы знаем. И мы его найдем, где бы он от нас здесь не спрятался. Я ему дам обижать моих друзей! Как надо железные хомутики, так никого нет, а когда людей обижать — так вот они, всегда пожалуйста!»
Читать дальше