Владимир Соколовский - Уникум Потеряева

Дорогой Зоя зашла в промтоварный магазин, чтобы выбрать на подарок галстук ко дню рождения жениха Васи Бякова. Долго приглядывалась, и все они ей не нравились: то блеклый цвет, то некрасивый рисунок, то вообще черт-те что, а не галстук. «Куда смотрит торговая инспекция!» — вздыхала она, обращаясь к продавщице. Та с готовностью соглашалась. Наконец, преизрядно намучившись, Зоя выбрала один, заплатила денежки, и грациозно, хотя и тяжеловато ступая, вышла из промтоварного. Веснушки горели на ее круглой рожице; она сводила их, начиная с шестого класса, да только бесполезно: как весна — полыхают рыжим пламенем, хоть заревись! Вообще внешностью своей Зоя была недовольна. А теперь, когда через два года уже будет в руках диплом историка — тем более. Такая внешность, как у нее, — рассуждала Зоя, — подходит только агроному, или геодезисту, или бухгалтеру, или какой-нибудь выпускнице техникума, колледжа. Но ничто не могло изменить природы, как ни старалась юная директорша районного музея! Узкие платья, шитые по специальным заказам в областном центре, по лучшим образцам моды, ползли по швам, губы, как их ни крась, ни поджимай, висели гроздьями, словно у негритянки, и походки такой: цуп-цуп-цуп! — не получалось, а только — топ-топ-топ… Беда! Ну, с языком было более или менее: и в своем вузе Зоенька Урябьева прислушивалась к грамотной речи, и смотрела телевизор, и уже не бухала ненароком, словно неученая кулема: «Оюшки, здрастуйте вам!», а говорила степенно: «Здравствуйце».

На ступеньках крыльца районного музея сидели трое донельзя грязных мальчишек. Все серое, пыльное: волосы, рубахи, штаны, только рожицы почище: видно, сполоснули в плещущем за музеем прудике. У ног их лежал большой, такой же пыльный камень. Лица ребят лучились счастьем и покоем.

Директор музея юная девушка Зоя Урябьева подошла к ним, поздоровалась и спросила:

— Вы почему не в школе, юные дарования?

— Сегодня последний день, учиться лень, — ответил за всех старший, семиклассник Кауров. — Мы к вам, Зоя Федоровна, экспонат прикатили. В карьере нашли. Тяже-олый! Все умаялись.

— Что это за экспонат? Камень как камень.

— Нет, это не камень как камень. В нем жилки есть. Наверно, руда. Мы смотрели. И вообще он старый.

Зоя вздохнула, поднялась на крыльцо, отворила дверь музея и сказала:

— Ну, если уж старый… Тащите, никуда вас не денешь.

Когда закончилось пыхтение, сопение, и камень лег в угол чулана, — стоящий в ореоле рыжей пыли, выбитой возней из одежонки, Кауров спросил:

— А что нам за это будет?

— Идите, идите! Бучка вам в школе будет, прогульщики!

Однако ребята не уходили; стояли, угрюмо набычившись, глядя в пол. Зоя вздохнула, протянула Каурову тысячу.

— Чудаки вы, право. Ну зачем вам деньги, скажите. Бегали бы, купались себе…

— Мы это… хочем камерцию открыть…

— «Камерцию»! Ладно, ступайте, не мешайтесь тут…

Проводив их, Зоя пошла в свой прохладный еще, не нагретый солнцем крохотный закуточек, именуемый кабинетом директора. Предстоял рабочий день, и она не знала, с чего его начать. То ли пописать немножко курсовую, то ли поразбирать хлам, скопившийся с давних времен. Конечно же, там ничего ценного, достойного внимания. Этот камень, да диковинный пень; старые, дырявые на месте кожных сгибов и больших пальцев ржавые сапоги, якобы принадлежавшие ранее ударнику первой пятилетки, пачка годовой подписки журнала «Свиноводство» за сорок седьмой год, найденная кем-то на чердаке старинная вывеска магазина скобяных товаров… Один школьник принес недавно большой кусок каменной плиты, испещренный рисунками и непонятными каракулями, якобы произведенными древними людьми, проживавшими в этих краях. Будучи отодран строгой Зоей и спрошен, зачем он решился на такое нечестное дело, мальчишка сквозь рев выложил, что хотел прославиться среди местных жителей. Чтобы люди, придя в музей, смотрели и на его плиту, а более того — на надпись под нею: «Находка Паши Окунькова, шестой „б“ класс». Так что приходилось быть внимательной.

«Буду писать курсовую», — решила Зоя Урябьева. И если бы рядом стоял сейчас какой-нибудь человек, и она произнесла при нем эти слова, — у того не осталось бы и тени сомнения в том, что эта девушка остаток дня посвятит именно этому хорошему занятию. Такой был у нее твердый взгляд, уверенные черты лица. И подумал бы человек про юную хранительницу музея: какая волевая, решительная, достойная уважения личность!