Грэм Грин - Монсеньор Кихот

– Я знаю, о чем вы говорите. Водка иной раз оказывает и на меня такое же действие, если я немного переберу. Я провожу вас домой, отче.

У дверей отца Кихота они стали прощаться.

– Идите к себе и полежите немного.

– Тересе это покажется несколько странным в такое время дня. И потом я еще не раскрывал молитвенника.

– Но ведь теперь это уже наверняка необязательно!

– Мне трудно отказаться от привычки. В привычках есть что-то успокаивающее, даже когда они утомительны.

– Да, мне кажется, я это понимаю. Бывает, и я заглядываю в «Коммунистический манифест».

– И это вас успокаивает?

– Случается – да, немного. Совсем немного.

– Вы должны мне его дать. Как-нибудь.

– Может быть, во время наших странствий.

– Вы все еще верите, что мы отправимся в наши странствия? А я серьезно сомневаюсь, подходящие ли мы для этого компаньоны – вы и я. Нас ведь разделяет глубокая пропасть, Санчо.

– Глубокая пропасть разделяла вашего предка и того, кого вы называете моим предком, отче, и все же…

– Да. И все же… – И отец Кихот поспешно повернулся к нему спиной. Он прошел в свой кабинет и взял с полки молитвенник, но не успел прочесть и нескольких фраз, как заснул, а когда проснулся, то помнил лишь, что полез на высокое дерево и случайно сбросил оттуда гнездо, пустое, высохшее и колючее, память о минувшем годе.

Немало мужества потребовалось отцу Кихоту, чтобы написать епископу, и еще больше мужества потребовалось, чтобы вскрыть письмо, которое он в должное время получил в ответ. Письмо начиналось лаконично: «Монсеньор», и от самого звучания этого титула у отца Кихота, как от кислоты, защипало язык.

«Эль-Тобосо, – писал епископ, – один из самых маленьких приходов в моей епархии, и я поверить не могу, чтобы бремя Ваших обязанностей было таким уж тяжким. Тем не менее я готов дать согласие на Вашу просьбу об отдыхе и посылаю молодого священника отца Эрреру позаботиться об Эль-Тобосо в Ваше отсутствие. Надеюсь, что Вы по крайней мере отложите Ваш отпуск до тех пор, пока отец Эррера не войдет в курс всех проблем, какие могут возникнуть в Вашем приходе, чтобы Вы вполне спокойно могли оставить на него Ваших прихожан. Поражение, которое потерпел мэр Эль-Тобосо на последних выборах, видимо, указывает на то, что настроения, наконец, поворачиваются в нужном направлении, и, возможно, молодой священник, столь проницательный и скромный, как отец Эррера (а он блестяще защитил докторскую диссертацию по теологии морали в университете Саламанки), лучше сумеет воспользоваться этими переменами, чем человек более пожилой. Как Вы догадываетесь, я написал архиепископу касательно Вашего будущего и почти не сомневаюсь, что к тому времени, когда Вы вернетесь из отпуска, мы найдем для Вас сферу деятельности, более подходящую, чем Эль-Тобосо, и менее обременительную для священнослужителя Вашего возраста и ранга».

Письмо оказалось еще хуже, чем предполагал отец Кихот, и он с возрастающей тревогой стал ждать приезда отца Эрреры. Отец Кихот сказал Тересе, что отцу Эррере надо будет сразу же отдать его спальню, а ему самому, если можно, поставить в гостиной раскладную кровать.

– Если не сумеешь такую найти, – сказал он, – меня вполне устроит и кресло. Я ведь частенько в нем сплю днем.

– Ежели он молодой, так пусть он и спит в кресле.

– Пока что он мой гость, Тереса.

– Как это – пока что?

– Я думаю, что епископ скорее всего назначит его моим преемником в Эль-Тобосо. Старею я, Тереса.

– Ежели вы такой уж старый, так нечего мчаться одному богу известно куда. Словом, не думайте, что я стану работать на другого священника.

– Дай ему возможность проявить себя, Тереса, дай ему такую возможность. Но только ни в коем случае не раскрывай секрета твоих замечательных бифштексов.

Прошло три дня, и отец Эррера прибыл. Отец Кихот пошел поболтать с бывшим мэром, а вернувшись домой, обнаружил на своем крыльце молодого священника с изящным черным чемоданом. В дверях, загораживая вход, стояла Тереса с тряпкой в руке. Отец Эррера, возможно, был от природы бледен, но сейчас вид у него был явно взволнованный, и белый, стоячий, как у всех священников, воротничок его так и сверкал на солнце.

– Монсеньор Кихот? – вопросил он. – Я – отец Эррера. Эта женщина не впускает меня.

– Тереса, Тереса, как это невежливо с твоей стороны. Что за манеры? Ведь это же наш гость. Ступай, приготовь отцу Эррере чашечку кофе.

– Нет. Пожалуйста, не надо. Я никогда не пью кофе. Иначе не засну ночью.