Роберт Уилсон - Компания чужаков

Сначала Андреа пришлось выдержать долгое собеседование с Дикки Роузом (так он теперь назывался) и с застенчивым человеком по имени Роджер Спек, который не задавал вопросов напрямую, только через Дикки. О своих собеседниках Андреа ничего не узнала: ни как называется их должность, ни какую работу они выполняют. Мередит Кардью тоже изъявил желание побеседовать с Андреа, но это было больше похоже на болтовню двух старых друзей о прежних временах, о Лиссабоне и сардинах на берегу. Еще он спрашивал, работает ли по-прежнему ресторан «Тавареш». Только перед уходом Андреа сумела вставить словечко: мол, не ожидала увидеть и его в Компании.

— Во время войны я вроде как втянулся, — пояснил Мередит. — В «Шелл» стало смертельно скучно, так что, когда у меня выдался отпуск, я приехал в Англию и сходил на собеседование. Глупость, конечно, с моей стороны. Нефть обеспечила бы мне и заработок повыше, и пенсию, но тут было еще одно соображение. Дороти досыта накушалась чужих стран, только и мечтала о возвращении в Англию.

— В Лондон?

— Ни боже мой! Мы купили домик в Глостершире. Там она чувствует себя в своей тарелке. Девочки разъехались, гнездо опустело. Все замуж повыходили. Теперь нянчит внуков и собак.

— А у вас есть Компания.

— Скоро уже в отставку. Лучшие денечки позади. Берлин пятидесятых, это было времечко. Выпьем как-нибудь вместе, Анна, тряхнем стариной… Загляни ко мне домой морозным вечерком, составишь старику компанию.

— Я теперь Андреа, Мередит.

— Ах да, конечно. Извини. Да. И — мои соболезнования. Джим сказал мне о Луише и Жулиану. Прискорбно, весьма прискорбно. Ужасное потрясение.

Его интонация и манера о самом страшном сказать напоследок, когда она уже была в дверях, перенесли Андреа на четверть века в прошлое, в тот дом в Каркавелуше. Тогда тоже было — «ужасное потрясение», как выражается Мередит. Что-то шевельнулось в ее груди, пленная птица забилась о стенки ребер, пытаясь освободиться.

К работе она приступила в начале декабря. Уоллис устроил ей предварительную экскурсию по всему зданию, заново представил всех тех, кого Андреа видела на похоронах матери. Пегги Уайт, помощница Одри в отделе финансов. Джон Трэвис из отдела документации. Моди Уэст, библиотекарь, и Деннис Бродбент, архивариус, единственный, у кого нашлась дополнительная информация для Андреа.

— Сейчас вы зарегистрированы как «сине-желтая», пятый разряд. Пятый разряд — средний уровень секретности. Синий цвет означает финансы, а желтый — иностранные дела. Это означает, что вы вправе просматривать досье этих отделов с уровнем секретности от пяти и ниже. Мы все начинали с пятерки.

— А какой разряд наивысший?

— Разряд «десять красный». Он дает право просматривать любые папки, даже в «горячей комнате», но не так-то много у нас десятого разряда. Всего пять во всем заведении, включая «Си», то есть шефа.

— «Горячая комната» — это что?

Он указал на глухо закрытую дверь с прорезью для магнитных карт и кодовым замком:

— Совершенно секретные материалы и текущие операции.

— Какие еще есть цвета, которые я не имею права смотреть?

— Зеленый — внутренняя разведка, эм-пятнадцать, скукота, аж скулы сводит. Белый — личные дела, к ним вас допустят недели через три.

— Как насчет розового? Есть у нас розовый цвет?

— По правде говоря, есть.

— И что же обозначает розовый?

— Секс.

— Эти папки, наверное, тоже в «горячей комнате»?

— Строго под замком.

— У кого ключ от замка?

— У Роджера Спека.

— Надо же, всегда ключевым человеком оказывается тихоня.

— Ты — вылитая матушка, — разулыбался, переходя на «ты», мистер Бродбент. — Аж мурашки по коже.

Пегги Уайт объяснила ей систему финансирования, непрерывно смачивая глоточком воды свои оттопыренные губки, — немало стаканов понадобилось ей, чтобы продраться сквозь международные денежные трансферы, отчеты о расходах, постоянные фонды и экстренные фонды, квартальные финансовые сводки, денежные потоки, бюджет и прочий жаргон, без которого бухгалтер не бухгалтер.

— У нас тут сейчас затишье. Последний большой переполох был во время Пражской весны. Агенты носились взад-вперед, деньги текли рекой. Твоя мама уже вышла к тому времени в отставку. Собственно, из-за Пражской весны и вышла, так переживала. Вообще-то мы все боялись, что Судный день настал, ты понимаешь. Вот-вот красные прорвут железный занавес и на этот раз не остановятся, пока не дойдут до священного острова. Но вскоре все улеглось, а теперь тут даже слишком тихо. Я тоже люблю, когда жизнь кипит, дни так и летят. Сейчас они ползут один за другим, вот и все. Но… но от русских всего можно ждать, в любой момент.