Грэм Грин - Почетный консул

Акуино повернул рычажок приемника на полную громкость, чтобы заглушить Чарли Фортнума, и женский голос принялся громко восхвалять хрустящие рисовые хлебцы Келлога. «Так и брызжут жизнью и энергией, – провозгласил голос, – золотистые, сладкие, как мед».

Доктор Пларр проскользнул в соседнюю комнату. Он прошептал:

– В чем дело, Чарли?

– Мне приснилось, будто в комнате кто-то есть. Он хочет перерезать мне горло. Я так испугался. И решил убедиться, что вы еще здесь.

– Больше не подавайте голоса. Здесь посторонний. Если вы заговорите, нам всем грозит опасность. Я приду к вам, как только он уйдет.

Когда Пларр вернулся в другую комнату, металлический женский голос произносил: «Ее будет пленять душистая нежность вашей щеки».

– Просто чудо, – сказал старик. – Подумать только, что ящик может так красиво говорить.

Тут кто-то запел романтическую балладу о любви и смерти.

– На, потрогай радио, Хосе. Возьми его в руки.

Им всем стало спокойнее: старик был чем-то занят и уже не тянул к ним свои всевидящие руки. Старик прижал радиоприемник к уху, словно боялся упустить хоть одно из тех красивых слов, которые он произносил.

Отец Ривас, отведя Пабло в сторону, прошептал:

– Я пойду с ним, если ты думаешь, что так будет лучше.

– Нет, – сказал Пабло, – весь квартал соберется у его лачуги проститься с его женой. Они будут знать, что старик пошел за священником. А если придет священник архиепископа, он непременно спросит, кто ты такой. Захочет проверить твои документы. Того и гляди, вызовет полицию.

Акуино сказал:

– Когда старик будет возвращаться к себе, с ним по дороге может что-нибудь случиться…

– Нет, – сказал Пабло, – на это я не согласен. Я еще ребенком его знал.

– К тому же сейчас поздно затыкать ему рот, – угрюмо высказал свое мнение шофер Диего. – Откуда та женщина у колонки узнала, что здесь священник?

– Я никому ничего не говорил, – сказал Пабло.

– В квартале секреты долго не держатся, – заметил отец Ривас.

– Он теперь знает и про радио, и про гринго, – сказал Диего. – Это хуже всего. Нам надо поскорее убираться отсюда.

– Вам придется нести Фортнума на носилках, – напомнил доктор Пларр.

Старик потряс приемник и пожаловался:

– Он не трещит.

– А почему он должен трещать? – спросил Пабло.

– Там же внутри голос.

– Пойдем, Хосе, – сказал Пабло, – пора тебе вернуться к твоей бедной жене.

– А как же отец? – сказал Хосе. – Я хочу, чтобы отец отслужил панихиду.

– Говорю тебе, здесь нет никакого отца. Панихиду отслужит священник архиепископа.

– Когда мы за ним посылаем, он не приходит. Всегда на каком-то собрании. Через сколько часов он еще явится, а где в это время будет блуждать душа моей бедной жены?

– Ничего с ней не случится, старик, – сказал отец Ривас. – Господь не станет дожидаться священника архиепископа.

Руки старика сразу же потянулись к нему.

– Ты… ты там, тот, кто говорил… у тебя голос священника.

– Нет, нет, я не священник. Если бы ты не был слеп, ты бы видел мою жену рядом со мной. Поговори с ним. Марта.

Она тихо сказала:

– Да, старик. Это мой муж.

– Пойдем, – сказал Пабло. – Я отведу тебя домой.

Старик упорно не выпускал приемник. Музыка ревела вовсю, но для него это было недостаточно громко. Он прижал приемник к уху.

– Он говорит, что пришел сюда один, – прошептал Диего. – Как же он смог? А что, если кто-то нарочно привел его сюда и оставил у двери…

– Он уже был здесь два раза со своей женой. Слепые хорошо запоминают дорогу. Если я поведу его домой, то, уж во всяком случае, узнаю, не ждет ли его кто-нибудь и не следит ли за нами.

– Если через два часа ты не вернешься, – сказал Акуино, – если тебя задержат… мы убьем консула. Можешь им так и сказать. – Он добавил: – Если бы я целился ему вчера в спину, мы бы сейчас были уже далеко.

– Я слышал радио, – с изумлением сказал старик. Он осторожно положил приемник, как что-то очень хрупкое. – Если бы я мог рассказать жене…

– Она знает, – сказала Марта, – она все знает.

– Пойдем, Хосе. – Негр взял старика за правую руку и потянул к двери, но тот заупрямился. Он вывернулся и снова стал как бы пересчитывать их свободной рукой.

– Как много у тебя гостей, Пабло, – сказал он. – Дай мне выпить. Дай мне глоточек cana [здесь: самогона из сахарного тростника (исп.)].

– У нас тут нечего выпить, Хосе.

Негр вытащил слепого из хижины, а индеец быстро закрыл за ними дверь. На миг они почувствовали облегчение, как от свежего порыва ветра перед грозой.