Грэм Грин - Путешествия с тетушкой

– Вы правы.

Гости толпились внизу у ступеней, ведущих на террасу, хлопали в ладоши и кричали: «Bravo!» Я видел на террасе Камиллу, она плясала с бутылкой на голове. Мистер Висконти потянул меня за рукав и сказал:

– Генри, познакомьтесь, пожалуйста, с нашим представителем в Формосе.

Я обернулся и протянул руку человеку с серой кроличьей физиономией.

– Мы вместе плыли на пароходе из Буэнос-Айреса, – напомнил я, но он, естественно, не говорил по-английски.

– Он заведует нашим речным грузооборотом. – Мистер Висконти говорил так, будто речь шла о каком-то крупном законном предприятии. – Вам придется часто видеться. А сейчас пойдемте, я представлю вас начальнику полиции.

Начальник говорил по-английски с американским акцентом. Он сообщил, что учился в Чикаго.

Я сказал:

– У вас красивая дочь.

Он поклонился и ответил:

– У нее красивая мать.

– Ваша дочь пыталась учить меня танцевать, но у меня нет слуха, а с вашими танцами я не знаком.

– Полька и галоп. Наши национальные танцы.

– Названия у них совсем викторианские. – Я хотел сказать приятное, но он вдруг резко отошел.

Угли под быком почернели, а от быка остался только остов. Пир удался на славу. Мы сидели на скамейках в саду, перед нами стояли столы – доски, положенные на козлы, – и мы ходили с тарелками к вертелу. Я заметил, что сидящий рядом со мной тучный человек четыре раза брал себе огромные порции мяса.

– У вас хороший аппетит, – сказал я.

Он ел, как добрый едок с иллюстраций викторианских времен: локти в стороны, голова низко опущена, за ворот засунута салфетка.

– Это пустяки, – отозвался он. – Дома я съедаю восемь кило говядины в день. Мужчине нужна сила.

– А чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал я.

– Я начальник таможни. – Он ткнул вилкой вдоль стола, где немного подальше сидела тоненькая бледная девушка, которой, судя по ее виду, не было и восемнадцати. – Моя дочь, – сказал он. – Я ей советую есть больше мяса, но она упряма, как ее матушка.

– А которая здесь ее матушка?

– Она умерла. Во время гражданской войны. У нее не было сопротивляемости. Она не ела мяса.

И вот, когда уже было за полночь, он снова оказался возле меня. Обхватив мои плечи рукой, он стиснул их, как будто мы были старыми приятелями.

– Вот Мария, – сказал он. – Моя дочь. Она хорошо говорит по-английски. Непременно потанцуйте с ней. Скажите ей, что она должна больше есть мяса.

Мы пошли с нею рядом. Я сказал:

– Ваш отец говорит, что он съедает восемь кило мяса за день.

– Да. Это правда, – ответила она.

– Боюсь, у меня не получаются здешние танцы.

– Это ничего. Я уже натанцевалась.

Мы направились к рощице, я нашел два пустых кресла. Около нас остановился фотограф и мигнул своей вспышкой. Лицо ее в резком свете казалось особенно бледным, глаза испуганными. Потом все погрузилось в темноту, и я уже еле различал ее лицо.

– Сколько вам лет?

– Четырнадцать.

– Ваш отец считает, что вам надо есть побольше мяса.

– Я не люблю мяса.

– А что вы любите?

– Поэзию. Английскую поэзию. Я очень люблю английские стихи. – Она с серьезным видом продекламировала: – «Из крепкого дуба у нас корабли, из крепкого дуба матросы» [строки из стихотворения Д.Гэррика (1717-1779)]. – И добавила: – И еще «Уллин и его дочь» [баллада шотландского поэта Томаса Кемпбелла (1777-1844), переведенная на русский язык В.А.Жуковским]. Я часто плачу, когда читаю «Уллина и его дочь».

– А Теннисона вы любите?

– Да, я знаю стихи лорда Теннисона. – Теперь, обнаружив у нас общие интересы, она держалась увереннее. – Он тоже печальный. Я очень люблю все печальное.

Гости снова столпились в зале, так как арфист и гитарист заиграли польку, – мы видели в окна мелькание пар. Я в свою очередь процитировал «Мод» дочери таможенника: «И проходит в веселье короткая ночь, в озорной болтовне и вине» [строки из поэмы А.Теннисона «Мод»].

– Этого стихотворения я не знаю. Оно печальное?

– Это длинная поэма, и конец у нее очень печальный. – Я попробовал припомнить какие-нибудь печальные строки, но единственное, что мне в эту минуту пришло в голову, были слова: «Страшусь я зловещей лощины в угрюмом соседнем лесу» [первая строка поэмы «Мод»]. Но, вырванные из контекста, они потеряли свой смысл. Я сказал:

– Если хотите, я дам вам ее почитать, у меня с собой есть сборник стихов Теннисона.

К нам приближался О'Тул, и я ухватился за этот удобный случай, чтобы сбежать. Я ужасно устал, и у меня ныло ухо.