Юрий Мухин: Три еврея

Было паскудное времечко между рублем и теньгой, когда из-за инфляции резко исчезла наличность. У нас были деньги на зарплату, мы переводили их безналично в сберкассы, а получить их там было невозможно. Меня трясло от бессилия, и я вдруг вспомнил где-то читанное, что в Гражданскую войну какой-то оказавшийся в изоляции от Москвы среднеазиатский областной Совет тоже попал в тяжелое положение из-за отсутствия денег, соответственно в этой области глохла торговля и товарооборот. А накануне этот Совет перехватил караван с опием, вот он под обеспечение этим опием и выпустил собственные деньги, которые начали хождение, оживили экономику и при желании могли быть обменены на соответствующее количество опия. Черт возьми, — подумал я, — надо вводить собственные заводские деньги! Обеспечить я их мог необходимым количеством товаров народного потребления, получаемых от выручки за металл, проданный на Западе. Донской мне эту работу согласовал.

Нужно было напечатать необходимое количество купюр наших денег, и я, само собой, обратился в Москву на фабрику Гознака, но там на меня посмотрели как на идиота. И тогда я через старых партнеров вышел на фабрику Гознака Югославии, оттуда ответили, что они за деньги напечатают нам любое количество нужных мне купюр. Я сел и нарисовал эскизы двух купюр, а чтобы не раздражать начальственных идиотов, назвал их «Многоразовыми талонами на сумму». Тогда казалось достаточным иметь купюры достоинством в 10 и 100 рублей, такие я и решил отпечатать. Отдал эскиз конструктору, чтобы он его исполнил красивее, и полетел с ним в Белград.

На фабрике, разумеется, попросил показать производство, довольно, кстати, любопытное. Во-первых, сначала удивила крайне малочисленная охрана — на въезде на территорию обычная проходная с двумя вахтерами, и дверь в цех, печатавший югославские динары, нам открыл еще один вахтер. Вооружены они были только обычными пистолетами, и никого больше из охраны я не видел. Помещения старые, довольно тесные, во всех углах сохли пачки промежуточной продукции (динара печаталась и высокой, и офсетной печатью). Умилила сцена: на пачках с готовыми деньгами сидят двое работяг, а перед ними на штабеле денег булочки, колбаска, молоко — обедают. Под ногами шуршат кусочки денег — у бракованных купюр срезаются уголки. На финише склад готовой продукции — глухая без окон большая комната, часть которой отгорожена решеткой, как в фильмах об американских тюрьмах, за решеткой штабеля денег. В решетке тоже решетчатая калитка с тремя амбарными висячими замками. Мне пояснили, что ключ от первого замка находится у начальника цеха, от второго — у министра финансов, и от третьего — у председателя Госбанка. При догрузке и выгрузке склада присутствуют все трое (от последних — представители), каждый открывает свой замок, и они вместе производят работау на складе. На первый взгляд, сложилось впечатление, что тут работягам каждый день в виде шабашки можно выносить по пачечке денег, но оказалось, что это исключено, ввиду простой, но очень строгой системы контроля за движением продукции в технологическом потоке.

Мне нужно было отпечатать около полутора тонн наших купюр, и во время подписания контракта мы обсудили с технологами их качество и степень защищенности, в итоге довольно дешево мне сделали изделие, которое в домашних условиях не воспроизведешь. Между прочим, технологи очень высоко отозвались о тогдашних советских деньгах, пояснили, что сделать такие деньги — такого художественного исполнения и степени защищенности — очень сложно, а вот о тогдашнем американском долларе отозвались очень пренебрежительно — примитивная работа! Я, конечно, не упустил случая подшутить: тогда зачем мне полторы тонны местных самоделок, вы уж в рамках контракта отпечатайте мне полторы тонны долларов! Посмеялись, но заказ они выполнили очень быстро: контейнер с деньгами прибыл на завод, как мне помнится, через месяц.

Мы пустили их в оборот, и эти деньги, как я уже упоминал, сразу же получили название по первым слогам фамилий моей и Донского — мудон. Мне, повторю, название нравилось, поскольку только при государственных деятелях-мудаках заводы вынуждены переходить на собственные деньги.

Никакого насилия над людьми, конечно, не было: работники завода заказывали мудоны в зарплату, кто хотел и сколько хотел. Но мудоны принимал наш О PC, а это было больше половины всех торговых точек города (мы ОРСу переводили в оплату принятых и сданных нам мудонов рубли безналичным расчетом). Кроме этого, мы закупали различные товары и торговали ими со своего склада, а цены держали пониже, чем такие же товары можно было купить за рубли на рынке. И это тоже было стимулом получать зарплату в мудонах, кроме того, у работников завода мудоны активно скупали спекулянты. В результате мудон в качестве денег работал очень активно, во всяком случае, ко мне приезжали из Карагандинского металлургического комбината за информацией, как и им ввести собственные деньги. Как-то иду по рынку в Ермаке, сидит меняла, а перед ним объявление: «Меняю: доллары, дойчмарки, рубли, мудоны». Ну кто сказал, что мудон — это не валюта?