Изабель Фонсека - Привязанность

Они остановились и посмотрели друг на друга без обмена какими-либо посланиями, без слащавого дымка, и Джин была благодарна за это. Она закрыла глаза, как будто опустила шторки, и Дэн поднял ее, причем она мгновенно вскинула ночи и обвилась вокруг его талии, и понес не к своей кровати, но к длинному лакированному столу. Осторожно, словно большую терракотовую вазу, он опустил ее и умело принялся за свою работу, сосредоточенный, как специалист-реставратор, на ее замысловатой отделке, словно самой ее там вообще не было. Потянул в нужном месте — и верхняя часть ее платья упала к талии. Он отклонил назад ее голову, чтобы получить доступ к подбородку, и его пальцы быстро задвигались по ее челюсти, горлу и груди, разглаживая кожу, словно та была быстросохнущей глиной. Он легко сбросил бретельки лифчика с ее плеч, и для Джин наступил первый момент неловкости. Возможно, причина ее напряженности заключалась в пока еще необнаруженной повязке или же инстинктивном желании уберечь от прикосновения само место биопсии — и, когда он, на манер исследователя, запустил пару пальцев внутрь лифчика, от воспоминания о том, как жадно схватил он последнюю оливку, ей отнюдь не полегчало.

Но она приободрилась, когда он снова взял в руки ее голову и стал целовать ее в уши. Она не знала, каково это, когда тебя целуют в уши, — как такой поцелуй протягивается, словно струна, прямо сквозь тебя, дразня, возбуждая и захватывая тебя все сильнее. У каждого следующего из этих зарывающихся вглубь поцелуев радиус действия расширялся, охватывая другие части ее тела, забирая в новое созвездие невероятной стройности — Стрельца, Вепря, Русалки — еще одну точку из ее россыпи одиноких звезд. Теперь его широкие ладони полностью покрывали ее груди, и с этой своей волчьей улыбкой он сорвал с нее лифчик, забыв о замысловатых крючках, — этакое привлекательное, голодное, неуклюжее разорение.

Дэн обеими руками откинул ей волосы, он целовал и покусывал ее горло и вылизывал ее торс, сначала как кот — начисто обрабатывая маленькие участки, пробуя на вкус ее кожу, — а потом как собака, с несдержанными размашистыми заходами, собирая ее груди вместе, чтобы они обе встретили его распластанный язык. Она забыла о повязке, если та вообще оставалась на своем месте, ее жажда отодвинула в сторону локальную болячку, ее собственный живой аппетит вернул ее груди к их атавистическому назначению, не имеющему отношения ни к медицине, ни к материнству. Если сначала она думала о себе как о вазе или о глиняной обнаженной скульптуре, то теперь уже не была так пассивна, более напоминая модель художника, неподвижность которой достигается немалыми усилиями, меж тем как все ее тело трепещет, пронзаемое искорками наслаждения и благодарности.

Что, гадала она, было ее наиболее привлекательной чертой в прошлом? Высокая шея или стройные лодыжки? Узкая талия, быть может, или же груди, небольшие, но миловидные и приветливые? Каким бы невероятным это ни представлялось, но для кого-то такой чертой всегда были эти веснушки, цвет которых делался глубже при жаре или переживаниях, Млечный Путь разрозненных розовых точек. Теперь, не могла она удержаться от мысли, лучшей ее чертой стала благодарность. Та, которой некоторые мужчины не в состоянии противостоять. Есть мужчины, помешанные на грудях, мужчины, распаляемые ногами, мужчины, не способные устоять перед задницами, и мужчины, главную страсть которых составляет благодарность… Дэн, вне всякого сомнения, прилагал все силы, чтобы заслужить ее признательность. Она не знала, как долго все это длилось, — но вот наконец расчехлено и главное ее орудие. А потом, как раз в тот момент, когда она окончательно поднялась над предгорьями и была в шаге от медленного подъема, за которым последует долгое скольжение, он снова поднял ее на руки, оставив позади ее платье, темный островок на блестящем столе.

Джин будет вновь и вновь обращаться мыслями к тому, что удивило ее той ночью. Она была удивлена своей непринужденностью, тому, как это протекало, — один раз он, правда, заставил замолчать ее беспомощно льющиеся комментарии, эти подстрочные примечания к каждому подергиванию коры ее головного мозга. И ее удивил (нет, поразил ) ответ мистера Мэннинга на тот вопрос, который она постеснялась задать мистеру Скалли: да, читатели «Миссис», пресловутая точка G действительно существует — хотя даруемое ею наслаждение — так же, как это было с его поцелуем, — оказалось притупленным ненасытностью. А как оценить эти египетские хлопчатобумажные простыни — тысяча двухсотый номер пряжи еще раз перевернул ее представление об их владельце, регбисте с огромными ступнями. Но чаще всего она возвращалась (сентиментально, по-детски) к тому, как он взял ее, позаботившись о том, чтобы покрыть ее равномерно и полностью, так же аккуратно, как перед тем складывал свой носовой платок, и все это имело тот же запах, только в расширенном издании, — это пахло как свежее белье и влажная кожаная куртка, как Дэн.