Дуглас Коупленд - Похитители жвачки

Он…

Я больше не хочу об этом думать, Роджер! Я страшно устала. Когда по телику показывают прогноз погоды для Европы, меня мутит. В этом мрачном парижском отеле был один ненормальный, настоящий религиозный фанатик из Бельгии, который все твердил, что мы живем в двух мирах – в настоящем и том, которому вот-вот придет конец. Я постоянно пытаюсь понять, что это значит. Господи, ну и лажа, а из головы не выходит!

Роджер, почему люди всегда ждут конца отношений, чтобы наговорить друг другу гадостей? Почему они копят свое недовольство, точно боеприпасы? Почему все кончается так плохо?

Бетани.

P.S. Я ухожу из «Скрепок».

P.P.S. Напоследок прилагаю свою писанину о тостах. Пока, Роджер.

Карэн Ломтик нравился ее домашний халат. Мягкая, всепрощающая фланель пахла пролитым чаем, вчерашними лилиями, которые она красиво поставила в бабушкину вазу, и дрожжами от двух ее детишек, Мельбы и Крутона. За окном, еще мутном после долгой зимы (надо бы его помыть – сколько же забот даже в самой простой и тихой жизни!), происходило весеннее чудо: нежные одуванчики желто хихикали, на небе висели кучевые облака, похожие на куски сливочного масла, и, как ни прискорбно, две вороны вили на липе гнездо. Их жадные черные клювы напоминали гидравлические ножницы «Челюсти жизни», только в ее случае это были Челюсти смерти.

Э-эх… еще целый год на улицу не выйду.

На столе стояли две миски, в которых поднимались ее будущие дети, наполняя воздух теплым, питательным, мучнистым ароматом. На кухне было безопасно. Эта комната никогда не попадет в газетные заголовки, но именно здесь в голову приходят самые нежные и важные мысли. Из детской доносилось тихое посапывание спящей Мельбы. Скоро она проснется и, разгоряченная, будет скакать по дому, как и ее брат Крутон, хрустящий чертенок (если такие бывают). Весь в отца.

Снаружи закаркала ворона, и Карэн вздрогнула. Почему смерть всегда о себе напоминает? Неужели мы не имеем права хоть на один-единственный выходной от смерти?

Она поглядела на тесто – своих будущих деток, – и ее вдруг постигло почти буддийское озарение: жизнь и смерть едины и складываются в сложную модель оригами. Но в какую? Быть может, это дерево или… гусь! Карэн видела по телевизору документальный фильм о том, как гуси на городских прудах целыми буханками истребляют хлеб. Лебеди еще свирепее. Нет, это сложное оригами должно быть в форме… печи. Без печей нет самой жизни. Карэн подошла к мискам – проверить, достаточно ли круты ее малыши. Она чувствовала себя… колесом внутри колеса внутри еще одного колеса.

Ей захотелось намазаться маслом. Как же трудно стареть! Делаешься черствым, теряешь былую эластичность. Не успеешь моргнуть, как тебя съедят вместе с луком, пряностями, колбасой или жирной индейкой.

Она поймала свое отражение в черном стекле микроволновки. Карэн Ломтик, соберись с силами. Не забывай: у тебя двое детей, любящий муж и несколько малышек, которые вот-вот отправятся в печь. Цени эти блага.

На улице закаркали сразу несколько ворон. Они увидели ее в окно и грозно расселись на деревьях и кустах, но Карэн давно научилась не обращать на них внимания.

Она хотела заварить чаю, когда услышала леденящий кровь звук: топот маленьких ножек Крутона, а следом – скрип входной двери.

Он вышел на улицу. Крутон!!!

Карэн бросилась в коридор и увидела сына снаружи. В небе каркали вороны, а с востока к дому подтягивалась целая стая.

– Крутон! Вернись!

– Нет!

Она выбежала во двор, крича:

– Сыночек, вернись, не то тебя съедят! Беги сюда!

Крутон побежал дальше, под куст форзиции в цвету, куда воронам не пробраться.

В следующую секунду мать уже была рядом с ним. Оба тяжело дышали.

– Крутон, о чем ты только думал?! Нельзя выходить во двор!

– Мама, не могу же я все время сидеть дома!

– Придется, милый. Иначе тебя склюют вороны. Ты погибнешь.

– Но какая может быть жизнь в четырех стенах?

Карэн пришлось согласиться.

– Ты прав. Никакой.

Оба задрожали от холода.

– Пойдем, Крутончик. Намажу тебя маслом.

– Пошли…

Бетани, Бетани, Бетани…

Знаешь, что я делал, когда Ди-Ди сообщила мне о случившемся? Сидел в кресле у себя дома. Вэйн был на кухне, а я смотрел в окно, на отрезок неба между хозяйским снегоходом и остатками их уличного бассейна. Было почти темно, но все-таки не совсем – скоро самый короткий день в году. Я разглядывал, как голубой отрезок неба постепенно обесцвечивается, и тут услышал шаги по дорожке. Это была твоя мама – да, она самая. Последнее время она носит мне еду, а я взамен читаю ее переживания… ну, о тебе. До вчерашнего дня я не открывал на ее стук, но потом внутри меня что-то изменилось, как будто оттаяло замерзшее озеро – понимаешь, словно ко мне вернулась жизнь, – и вместо того чтобы спрятаться в спальне, я открыл дверь. В левой руке Ди-Ди был пакет с двенадцатью упаковками резинки «Джуси-фрут» и маленькими бутылочками скотча. В правой руке она держала мобильный, по которому ей только что сообщили весть о тебе. Я еще ничего не знал. Но твоя мама была ошарашена и даже повизгивала от страха. Вэйн, почуяв неладное, ринулся прямо к нам, а я пытался удержать Ди-Ди на ногах, забрать у нее пакет и провести ее в комнату, чтобы успокоить и спросить, что случилось.