Том Роббинс - Свирепые калеки

Но не успел он задать вопрос, как внимание их отвлек легкий шум. Шорох в непосредственной близости от оазиса, там, где из-за стены свешивались усеянные бутонами ветви апельсинового дерева. Что-то вроде сдавленного покряхтывания, родственного тявканью наоборот, – словно кто-то пытался сдержать кашель. Свиттерс явил лунным лучам мистера Беретту. Шепотом велел Домино катить его кресло в сторону источника шума, и она тут же послушалась – явно нервничая, но волнения своего ничем не выдавая.

Они приблизились: в тени что-то завозилось. Сжав пистолет обеими руками, Свиттерс рявкнул что-то по-арабски, удивляясь про себя, отчего не выбрал итальянский. Сей же миг от стены метнулись две фигурки. Приземистые. Мелкие. Весьма смахивающие на собак. И прыжками умчались в дюны, разматывая за собою ленту мускуса.

Домино облегченно вздохнула.

– Я… я не знаю, как будет по-английски…

– Шакалы, – просветил ее Свиттерс. – В наши дни они – редкость. Нам здорово повезло – прогулка в заповеднике, да и только.

Домино сморщила нос на шакалий запах. Сморщила нос на Свиттерсов пистолет. Нахмурилась на его восхитительное уродство. Помотала головой – и лунные блики замерцали в ее волосах вспышками рыжины.

– Скажи, а когда ты был тайным агентом, у тебя было ноль-ноль-семь? Ну, разрешение убивать?

– У меня? Ноль-ноль-семь? – Свиттерс расхохотался. – Ответ отрицательный, милая. У меня было три ноля. Разрешение на сироп «Bay!».

Домино знала, что под «Bay!» Свиттерс подразумевает восторженный вопль, восклицание абсурдной радости, причем основанное на Священном Писании – «Воскликните Богу», – но в том, что она способна отличить такого рода безудержное ликование от чисто детской бравады, Домино отнюдь не была уверена. Так что она продолжала глядеть на него с ласковым неодобрением, чуть сведя брови.

Между тем Свиттерс долго и сосредоточенно глядел вслед удирающим шакалам.

– Вот уж думать не думала, что ты такой энтузиаст дикой природы, – заметила Домино спустя какое-то время. Свиттерс мог бы на это возразить, что дикая природа – единственная форма жизни, что его и впрямь занимает, но он не отозвался ни словом: лишь вглядывался вдаль и прислушивался. Шакалы его встревожили. Ощущалось в них что-то недоброе. Свиттерс знал, что, хотя мало кто выбирает шакалов в домашние любимцы по причине их вони, но приручаются эти звери легко. Отчего бы заинтересованным лицам не обучить шакалов рыскать под стенами оазиса? В шерсти одного из них или даже обоих нетрудно спрятать «жучка» – подслушивающее устройство, которое запишет любой голос, прозвучавший чуть громче шепота в пределах пятидесяти ярдов. Возможно, ватиканские органы безопасности оборудованием столь сложным похвастаться не могут, да и интеллект у них не настолько тонкий и извращенный, зато технари консервной фабрики на всяких противозаконных прибамбасах, как говорится, собаку съели. Они и не на такое способны.

Если Мэйфлауэр Кэбор Фицджеральд настолько в нем, в Свиттерсе, заинтересован, чтобы приставить к нему «хвост» в Сиэтле, он скорее всего ввел его имя в спутниковую систему телеслежения. А это означает, что всякий раз, как кто-либо набирает имя «Свиттерс» на компьютере, будучи подключен к сетям, или произносит имя «Свиттерс» по телефону – причем в любой точке мира, – этот факт регистрируется, с точным установлением места и времени, одним из тех тайных спутников, что контора вывела на орбиту.

Пока Свиттерс размышлял над такой вероятностью, сидя там под житницей звезд, которые не все – звезды, ему вдруг пришло в голову, что гигантские колбочки, блестящие черно-медные стручки, что кружатся вокруг земного шара – во всяком случае, так ему привиделось под влиянием мощно расширяющего сознание йопо и аяхуаски, – эти колбочки, что называли себя владыками мира и похвалявшиеся, будто они-то и заправляют всем шоу, эти стручки, от которых шаман просто-напросто отмахнулся – дескать, выпендрежники те еще!.. так вот, что, если эти колбочки-хозяева – всего-то-навсего новое, более продвинутое поколение спутников-шпионов? Тот факт, что индейцы Амазонии, по всей видимости, знакомы с ними вот уже не первый десяток лет, если не веков, ровным счетом ничего не значит в краях, где прошлое – это сегодня, а сегодня – это завтра: связанность электронных технологий и первобытной мифологии там не то чтобы вероятна, а просто-таки неизбежна, если принять как данность научную теорию и мистический принцип взаимопроникновения реальностей. Да разве «продвинутая» кибернетика не на порядок ближе к медитативным и психоделическим состояниям, нежели насущно-важная коммерция повседневной жизни?