Фридрих Горенштейн - Ступени

— Человек, — с надеждой и радостью сказал Юрий Дмитриевич. — Человек, научи… Я твой меньший брат… Я на четвереньках… Просвети, человек… Похить огонь… Освети дорогу… Поведи меня, человек…

Человек наклонился, просунул руку за спину Юрию Дмитриевичу, захватил умелым приемом и, твердо, больно упираясь своим предплечьем в лопатку Юрия Дмитриевича, повел…

Очнувшись, Юрий Дмитриевич увидел Буха. Бух сидел и вновь дышал мятными лепешками, щупал маленькими пальцами тело.

— Бенедикт Соломонович, — сказал Юрий Дмитриевич, — Бенедикт Соломонович, какое беспокойство… Вы приехали ночью… Сейчас ведь ночь, я чувствую это по тишине.

— Лежите спокойней, — сказал Бух.

— Бенедикт Соломонович, — сказал Юрий Дмитриевич, — вы слушали курс нервных болезней у профессора Пароцкого Ивана Ивановича… Помните, он всегда приводил один и тот же пример. Больной Н. пошел на охоту… Как в арифметике. Из пункта А в пункт Б вышли два пешехода… — Юрий Дмитриевич сел, натянув одеяло на плечи. — Итак, больной Н. пошел на охоту, и там у него возникло опасение, что своим выстрелом он убил мальчика, собиравшего грибы. Это опасение возникло у него, несмотря на уверенность, что никакого мальчика в лесу не было, что сезон не подходит для сбора грибов… Тем не менее, он обследовал тщательно весь лес в пределах максимальной возможности поражения выстрелом из ружья… А может, он прав, этот больной Н. Он прав, потому что обеспокоен. Он обеспокоен мыслью, достаточно ли бережно он живет в мире, где человека убить проще и доступнее, чем убить воробья…

Юрий Дмитриевич говорил торопливо, потому что знал: сейчас появится медсестра со шприцем. И она действительно появилась, но с опозданием, так что Юрий Дмитриевич успел высказаться. Он сам протянул ей руку и услыхал, как игла с легким скрежетом проколола кожу…

Юрий Дмитриевич десять дней провел в крайне тяжелом состоянии. Иногда он поднимался, цепляясь за настенный коврик, и начинал говорить, захлебываясь, с блестящими глазами, о разном, обрывками, наблюдалась так называемая «скачка идей».

— Знаешь, что лежит в основе нашего сознания, — говорил он, — наш рост, наши размеры… Рост Эйнштейна примерно… метр семьдесят… Рост Евклида также в этих пределах… Дело не в сантиметрах, а в порядке величины… Сантиметры, а не микроны… В микромире, который безусловно существует, наша секунда равна вечности… В макромире наша вечность — это их секунда… И может, вся наша история, и все наши страдания, и все наши пророки, и все наши тираны, и вся сложнейшая философия наша существуют для того, чтоб удержать человека в его секунде… Человек может дышать только в пределах своей секунды, которую сам же и создал, как в пределах атмосферы… Своя секунда — вот самое великое творение человека, созданное им по своему образу и подобию, то есть по своим размерам. Животные и даже растения тоже чувствуют время, но не способны создать его конкретный образ… Идея времени — это идея Бога… Но если Альберт Эйнштейн разрушил идею вечной секунды, если представление об едином мгновении по всей вселенной бессодержательно, то не бессодержательна ли идея единого Бога… Не с радостью я это говорю, а с болью, ибо он мне сейчас так нужен, что за секунду веры я жизнь, может быть, отдать готов… Я мальчика убил, грибы собиравшего… Молиться времени нелепо, ибо оно бесстрастно… Даже свое, созданное человеком время безразлично к человеческой судьбе… Из всех созданных людьми богов самым близким ко времени был иудейский бог Иегова, и теперь мне понятно, почему так торопливо, почему так лихорадочно именно древние иудеи создали Христа… Они, как никто, ощутили потребность в доброте и, ощутив, осознали добро как силу, помогающую утвердить себя в мире, точно так же, как древние греки ощутили потребность в красоте и, ощутив, осознали красоту как силу… Поскольку Христос был создан торопливо, он был создан с серьезными ошибками… Дело не в хронологической и тавтологической путанице, которыми полно Евангелие… Прочтите Евангелие… Суть христианства можно изложить на половине странички. Всё же остальное — это притчи и чудеса, ставящие своей задачей дискуссии с фарисеями, с неверующими, с сомневающимися в истинности происхождения Иисуса как посланца Бога… Но не фарисеи и книжники являются главным противником Христа. Главным противником Христа является Иисус, сын Марии, пасынок плотника Иосифа. С момента возникновения христианства между ними ведется жестокая незримая война. Это противоречия между плотью и бесплотьем… Каждая притча и каждое чудо Евангелия есть странное сочетание догматического устава с поэмой… Иисус — реальность, Христос — мечта… Иисус требует действия, Христос требует идеи… Иисус пожертвовал собой, дав себя распять. То есть дал совершить над собой то, что совершалось до него над тысячами людей и совершалось после него над тысячами, и для этих тысяч было не подвигом, а просто мучительной казнью… Жертва Христа не в телесном страдании, не в распятии, а, наоборот, в воскресении… Именно светлое Христово воскресение и есть в христианстве высшая жертва, и в этом суть Христа как спасителя… Однако об этом после… Я устал, и об этом после…