— Ты откуда? — прижимая к груди руку, как чужую, спросил он.
— Из Плесецка, Вень. — Из-под кожаной черной кепки с узким козырьком обрезанно горела рыжая челка с белой прядью. Картинно обведенные фиолетовые глаза уходили остриями к ушам. В пол-лица кроваво-нагло блестели губы.
Ее взгляд из фиолетовых бойниц упал на окровавленный бинт. Женщина ойкнула:
— Больно, да? — И лакированная маска на ее лице разбежалась трещинками сострадания. Расширенные серые глаза сияли сочувствием и радостью.
— Вень, а чем ты так сильно?
— Бандитская пуля. — Он улыбнулся во все небритое закопченое у костра лицо той гагаринской улыбкой, что она так любила: «Жива она, она жива». Он ухватился здоровой рукой за перила, будто боясь взлететь к побеленному потолку. Обрадовался, как может обрадоваться человек, долгие годы считавший себя убийцей и вдруг встретивший свою жертву живой и веселой.
Они спустились с лестницы, отошли к окну. Большие серые глаза будто целовали его небритое лицо.
— Прости меня, — бесцветным голосом сказала она. — Нашу с тобой любовь я всю изваляла в грязи. Прости!
— Я что. Я ничего. Брось… Жизнь… — Венька спрятал раненую руку под полу куртки. — Говорят, ты к нам насовсем?
— Да. Петра из армии, — она провела пальцем по стеклу сверху в нижний угол рамы, — убрали. Приходила вот на работу устраиваться. В садик воспитательницей. Ты, говорят, на молодой женился. — Не дождавшись ответа, тряхнула челкой. — Детей твоих буду воспитывать. У тебя дети есть, Вениамин Александрович? — На серые ясные глаза пала тень фиолетовых ресниц.
Венька взбежал по лестнице. Толкнул дверь в кабинет. Охотовед, мужчина лет сорока, сидевший за столом, поднял от бумаг голову, прицельно посмотрел на егеря:
— Откуда ты такой веселый, станишник? По лебедям ездили? — И засмеялся.
— С рейда. На Ветлянке были.
— Скажешь, и руку там тебе испортили. Ты зря улыбаешься. — Александр Иванович подвинул телефонный аппарат на край стола. — Тебя с утра два прокурора ищут, обзвонились.
— Ну, Александр Иванович. Сегодня первое апреля, что-ли?
— Ага, декабрь щас тебе будет. — Охотовед рад был возможности отвлечься от своих бумажек. — Танчура твоя раз десять звонила. Курьяков тоже раза три уж звонил. Говорит, как появишься, чтоб срочно с ним связался. Что, кого из крутых зацепили?
— Да еще не знаю.
— Чо ты так цветешь? Она те задаст. Звони! А рука-то чо? Кость цела?
— Я и так щас домой поеду. Протоколы вот возьму.
Во дворе Венька прижал рукой кинувшуюся навстречу Ласку. Чмокнул в холодный нос. Лайка отскочила, фыркнула недовольная необычным для хозяина проявлением чувств.
— Где был? — С порога Танчура ожгла мужа злыми красными глазами.
— На работе. — На лице его еще держалась шалая улыбка.
— Чего ты врешь! — выкрикнула Танчура. — Я тебе на работу сто раз звонила.
— Тань, я в рейде был.
— Врешь и самому аж смешно. Я всю ночь не спала, а он лыбится. — Губы у Танчуры некрасиво кривились, дрожали. Она всхлипнула: — Как дура жду его…
— Тань, ну что ты волну гонишь? В рейде на Ветлянке были. Хочешь, Рассохину позвони, спроси.
— Рассохин твой такой же бабник. Еще кому расскажи, в рейде. А где же рыба? Ты из рейда всегда рыбу привозил. Где?
От вида ее румяного, блестящего от слез злого лица, у Веньки заныла раненая рука.
— Дай, я хоть разденусь, а!
— Ой, где эт тебе так руку?
— Комар укусил.
— Мотаешься по ночам, где ни попадя. Лезешь. Больше всех тебе надо. Тебя, дурака, и посылают.
— Да пошла ты, — вгорячах Венька, сдергивая рукав, зацепил рану. — С порога. Пожрать бы чо дала.
— Где мотался, там пусть тебя и кормят! — В приоткрытую дверь было видно, как Танчура упала лицом в подушку, содрогалась всем телом.
«Как она испугалась, когда увидела руку. Глаза какие стали…»
— будто волной прихлынула давешняя встреча с Натальей, и это мгновенное воспоминание смыло всю злость на Танчуру Он прошел в комнату, присел на кровать, погладил жену по голове:
— А чо поесть-то?
— Голубцы на плите, отозвалась Танчура. — Старалась пораньше.
— Класс. Молодчина. — Венька чмокнул ее в ухо.
Танчура вскинула к мужу мятое зареванное лицо с прилипшей к брови пушинкой:
— Я пока тебя ждала, два раза разогревала.
— Слушай, а чо эт у тебя все лицо в веснушках? — Венька еще раз чмокнул в щеку. — Какие-то веснушки крупные.
— Вень, я рыбы соленой хочу, — по ребячьи надула губы Танчура.
— Где ж тебе ее возьму?
Читать дальше