Антон Уткин - Крепость сомнения

Они некоторое время молча смотрели на стены, на печку, словно прикидывая, что это значит, как это – жить здесь, как это – девяносто два года.

– А сколько она песен знала! Вот так же сидели с ней около печки, так же она гудела. Сказки рассказывала.

– Про птиц?

– Разные.

– Ну расскажи какую-нибудь.

– Смеяться станешь, – сказала она.

– Почему же я должен смеяться?

– Почему-почему? Потому что... Потому что я буду рассказывать, как она говорила, а сейчас так и не говорят.

– Не буду. Честное пионерское, – пообещал он.

Она подумала. Глаза ее блеснули в полутьме.

– Ну хорошо. Вот, например, сказка. Эту я с детства помню. Только смотри, – погрозила она ему кулачком.

– Я же сказал – честное пионерское!

– Начинаю. Жили-были на Дону мать с сыном. Сына звали Якуня, а мать не знаю как. Всем взял Якуня этот, да только были они бедны. Время пришло, понравилась Якуне девица одна по имени Гуленька. Сказал было матери, та в слезы: «Ну, Якунька, где тебе ее сватать? Ей пару по всей реке сыскать трудно, такая ладная да красовитая, да и кладку – это приданое, – пояснила она, – кладку за ней родители какую богатую дают». Что делать? Решил Якуня с ватагой морем идти зипунов на свадьбу себе добыть. А тем временем и казак Завьял из соседней станицы уже сватает, не Якуне чета, да из иных дальних многие. А Гуленька ни в какую. Якуню, говорит, дождусь.

Делать нечего, ушел Якуня с ватагой. Год прошел, и другой прошел, третий кончается. Нет от Якуни вестей. А тут еще отец шумит ей: «Или зараз за Завьяла пойдешь, или мы тебя с матерью вовсе не выдадим. Так в девках и засидишь». Тревожно ей, не спится. Черные думы одолевают.

И как-то днями теми пришел на реку из заморских-то стран караван купецкий. Собрался народ про белый свет послушать. Ну, вот, рассказывает купец про дальние страны про заморские, чего видел, а иное только что слышал... И Гуленька здесь была. Спрашивает Гуленька: «А что, дядя, Якуню моего не видел ли ты?» Нахмурился купец. «Как не видеть, – говорит, – видел. Только плохо, девушка. Все-то он забыл, потому полюбились они царю заморскому удальства своего ради. И он, салтан турецкой, такую дал волю казакам тем по всей туретчине: кому только угодно и кто чем может, тем и занимается. А служба им бывает тогда только, когда бывает канпания войны. И сорок левов каждому казаку на сутки, всякая порция и всякая капировка на царском щету. А священников достают из России».

Села Гуленька под яблоньку и заплакала. А яблонька и спрашивает: «Отчего так горько плачешь, деточка?» – «Как же мне не плакать, – она отвечает, – ведь забыл меня Якуня». Покачала яблонька ветвями. «А вот я тебя научу, что делать, – сказала яблонька. – Сорви с меня яблочко да передай своему Якуне, пусть попробует, а как откусит от него, так тут же и вспомнит и тебя, и родимую свою сторонушку». «А как же мне передать-то его? Как найду его?» «А вот как, – отвечает яблонька, – я тебя научу. Завтра, как солнце встанет, приходи сюда. Увидишь – на ветке скворец будет сидеть. Он птица бывалая, по всему белому свету летает, он сыщет». Только солнце подниматься стало, пришла Гуленька к яблоньке, глядь – и вправду скворец сидит, сам черный, грудка зеленью отливает, а на крыльях белые пестринки. Говорит ему Гуленька: «Скворушко, полети ты за синее море, разыщи моего Якуню, яблочко вот ему снеси». Отвечает скворец: «Лечу я на зиму в дальние страны. Якуню разыщу... да только и ты мне пригодись-де, не забудь, что попрошу. Коли вернется твой суженый, вели ему для меня да для моих деток домик смастерить». Обещала Гуленька и яблочко ему отдала. Взял он его в клюв и полетел... Там всякие разные у него были приключения, – сказала она уже нормальным голосом, – это уже я не помню. В общем, слушай дальше. – Она выдержала паузу и опять заговорила задумчивым сказом. – Долго ли, коротко ли летел, то над морем синим, то над высокими горами, а только прилетел в град тот, и чертог тот разыскал, и яблочко-то на окно и положил... А Якуни как раз не было, пришел он к досугу, в общем, в свои палаты, а там на столе яств невидимо, не сосчитать, все заморские, диковинные. И ягода винная, и хурма, и щербет, и халва, и пастила. Сел Якуня за стол, смотрит, а на окне яблочко лежит, маленькое да зелененькое. «А это что такое?» – думает. Чудно ему стало, смеется. И такое оно неказистое, что даже интересно ему стало: дай, думает, попробую, что за фрукт такой невиданный... И только откусил от него кусочек, сразу все и вспомнил и слезами залился. Но не все ему плакать, корабль надо снаряжать... Ну поплыл, а там за ним и погоня, и всякие приключения, потому что турский царь отпускать его не хотел, тоже я этого подробно не помню, – сказала она опять нормальным голосом. – А Якуня мать обнял, Гуленьку поцеловал и первым делом давай скворцу домик строить... А на него глядя, и другие люди тоже стали скворцам домики делать. Так и ведется с тех пор.