Антон Уткин - Крепость сомнения

К полудню аварию ликвидировали, и стало поступать электричество, но как-то само собою решено было собираться домой.

После ужина всей гурьбой завалились в гостиничный бар. Вечер был, что называется, бардовский. Hароду набилось уйма. Одни сидели вдоль стен, другие неподвижно стояли за их спинами, в камине яростно горели поленья лиственницы, и тут и там свечки упирались в положенный полумрак. В оранжевом свете камина гитара кочевала из рук в руки, как монета хорошего достоинства.

– Косте дайте, – раздавались упрямые полутемные голоса. – Пусть Костя споет. – И Костя, отвлекаясь от разговора, бросал в пространство бессмысленный, но добрый взгляд.

– «Лошади не хочут», – мотал кудрявой головой Костя и снова утыкался в стакан под понимающие смешки присутствующих.

Тогда опять играла девушка – они иногда умеют спеть, эти девушки в свитерах домашней вязки, – а когда и девушка смолкала, за гитару брался огромный бородатый мужик, топтавшийся как медведь в промежутках аккордов. Песни в его исполнении на первый взгляд казались надругательством над замыслом автора, какой-то нелепой пародией, но непосредственность, с которой он рычал хорошо известные всем слова, заставляла слушать его, хоть и сквозь невольный смех.

Барды, столь послушные времени, потихоньку расходились. Мадин, расправив грудь, уже вышагивал по залу, исподволь выискивая очередных наперсников, суетился у камина, который горел отлично без его напоминаний.

– Слушай, – сказал он грозно, подвигаясь к бородатому, – кончай уже. Люди просят тебя.

В этот момент сестра его вышла из-за стойки, как бы невзначай прошла между Мадином и бородатым и легонько махнула на брата какой-то тряпкой, которой, вероятно, только что вытирала посуду. Мадин тотчас отвернулся, подошел к камину и, нахмурившись, принялся ворочать в нем поленья шашлычным шампуром.

– ...они помогут нам! – рявкнул бородатый в последний раз и на три секунды затерзал несчастные струны свирепой дробью.

– Откуда ж ты такой взялся? – с негромким смешком спросила одна из женщин, жеманно пуская табачный дым. Hо он все-таки услышал, повернулся, медленно поведя своей красной крепкой шеей, нашел в череде светлеющих пятен ее оробевшее лицо, посмотрел мутно, желто и рявкнул так же, как и пел, словно рвал на куски парусину:

– Из шестьдесят восьмого года. Все! – И вышел, тяжело и как бы обиженно топая в пол своими огромными ножищами в унтах.

– У нас в горах такой обычай есть, – наклонившись к Илье, тихо сказал Саид-Сергей, – если сражаются, туда-сюда, а женщина между ними махнет белым платком, то обязаны остановиться. Кто не остановится, тот плохо делает, обычай нарушает. – Он подхватил гитару, взял несколько сумрачных аккордов и, натужно вздохнув, сказал как-то неуверенно:

– Разве плохо? Сидим, чай, кофе пьем, айран пьем, на гитаре играем. Разве плохо? А эту водку – ну ее.

– А что это за растение, ну, все говорят, вроде наркотика? – спросил Илья.

– А-а, – сказал Саид. – Наркотик и есть. Мандрагора называется. Страшная вещь! Там только растет, где какой-нибудь человек повесился. – И Саид, отложив гитару, рассказал, что бывает с человеком, отведавшим всего полкапли настойки этого таинственного растения.

Все стали потихоньку разбредаться. Илья нехотя встал с диванчика. Мысль о том, что сейчас ему предстоит увидеть Алю, почему-то пугала его, как если бы случайное рождественское гадание уже постепенно начало исполняться. Дорогу ему преградил тот самый пожилой человек в войлочной шапочке, который на второй линии «У Зули» отстаивал Домбай перед Чегетом. Он разжал кулак и кивком пригласил Илью задержаться. Илья взглянул на ладонь и глазам своим не поверил: то был знак «Ледяного» похода – на георгиевской колодке терновый венец, перекрещенный мечом.

– И сколько? – спросил Илья.

– Зачем же сколько? – обиделся человек. – Не продаю. Так тебе даю. Может, прадед твой носил. – Илья скептически покачал головой, но «войлочную шапочку» это не смутило: – Ты же русский. Тогда у вас были люди настоящие. Знали, за что умирали. А теперь за деньги, и то умереть не умеют как мужчины. Мой дед мне рассказывал, когда пришли они сюда, спросили: за кого вы? А он сказал – как думал, так сказал: а вот у которого из вас штык длиннее окажется, за того и будем...

Илья усмехнулся.

– Памяти у вас, парень, нет.

«Зато история у нас есть, а у вас нет, хоть и память есть. Только нужна она, такая история?» – подумал Илья.