Цеханович Геннадьевич: "Умирать страшно лишь однажды"

Генерал значительно помолчал и, глядя на меня, продолжил: – Сейчас в среде чеченцев как там, так и здесь идут разборки – кто виноват в гибели бригадного генерала, его родных и близких людей? Так что подполковник не ерепенься, одно наше слово и тебе объявят кровную месть.

Комендант попробовал смягчить выражение лица и чуть ли не отеческим тоном, вкрадчиво продолжил: – Ты лучше доложи, кто тебя надоумил открыть именно туда огонь и именно в этот момент?

Мне было сорок пять лет и я прошёл хорошую школу жизни. То что они меня сдадут чеченцам, чтобы прикрыть свои задницы, в этом даже не было никакого сомнения. Поэтому оправдываться и лебезить перед ними не было никакого смысла.

– Товарищ генерал-майор, свой долг я выполняю честно и мне бояться нечего, а вот вам и полковнику стоит бояться и именно чеченцев. Да, да, и не надо делать такие удивлённых лиц….

Полковник Швабу остановил меня, а генерал загорячился.

– Нет, нет не останавливай его, пусть продолжает….

– Да нет, вместо него я скажу. Вы ведёте непонятно с чьей санкции переговоры с боевиками, договариваетесь с ними о месте сдачи, собираетесь дать какой то сигнал чтобы они выдвинулись к окраине Чири-Юрта, но почему то не ставите в известность ни штаб группировки, ни меня, командира полка, в зоне ответственности которого вы хотите провести процедуру сдачи в плен бригадного генерала, да ещё с его вооружённой охраной. Это как понимать? А понимать можно так: либо вы, товарищ генерал-майор с полковником, вообще не компетентны в этих делах. А ведь вам пришлось бы ещё у кладбища пересекать передний край моей первой роты. Да если бы начальник артиллерии их не уничтожил, то первая рота их бы расстреляла на дороге. Вы об этом подумали? Дежурный, ну-ка дай сюда журнал донесений.

Оперативный принёс потрёпанный журнал и командир стал его листать, остановился и сунул журнал коменданту: – На те, читайте. Группировка доводит до нас, что вот в этот квадрат и в этот стрелять артиллерией с 21:00 по 6:00 стрелять нельзя. А вот ещё сообщение, теперь перелистните ещё один лист – вот ещё одно подобное сообщение. И таких сообщений здесь штук пятнадцать, а об вашей сдаче ни слова. Ну, а отсюда вытекает второй вывод, ещё более неприятный для вас обоих: а не сговаривались ли вы с боевиками, чтобы за деньги их провести в более безопасное место….

Генерал побагровел, а у полковника Петренко забегали глазёнки. Я сам не ожидал, что Швабу так жёстко и прямолинейно выскажется. Петренко опомнился быстрее генерала и злобно прошипел: – Швабу, ты слишком много на себя берёшь…

Командир полка спокойно повернулся к оперативному дежурному: – Товарищ капитан, вызовите сюда особиста и прокурорского работника.

Дверь хлопнула за посыльным и генерал как будто очнулся: – Ладно, хорошо, товарищ полковник, мы ещё продолжил этот разговор, но только в другом месте. Вы ещё пожалеете о своих выводах…

Оскорблённые "в своих лучших чувствах" офицеры ушли, а мы в молчании просидели до прихода Сан Саныча. Особист внимательно выслушал командира полка.

– Ну и правильно что так отшили этих паркетных шаркунов. Про генерала сказать ничего не хочу – нет информации, а о полковнике думаю что вы ещё услышите….

Забегая вперёд скажу: через несколько месяцев полковник Петренко был задержан на одном из блок-постах в тот момент, когда он пытался вывезти раненых боевиков в безопасное место. И это был не первый случай, когда он за деньги занимался этими делами.

Утром 6го марта я проснулся в приподнятом настроении: а как же иначе если я сегодня уезжаю домой. Побрился, черканул несколько строк в свой дневник, сходил на завтрак и терпеливо стал ждать, когда сформируется автомобильная колонна до Моздока. Около кунга построил свой взвод управления и тепло попрощался с ними. Что меня поразило при этом, что бойцы всю ночь не спали а готовили памятный подарок для меня и на построении вручили копию флажка, который всегда развевался на антенне моего ПРП. Бойцы гордились этим флажком, где на чёрном фоне белой краской были нарисованы пушечные стволы и череп с надетой фашисткой каской. На подаренном экземпляре в добавок к нарисованному было написано – "Самому лучшему начальнику артиллерии". А внизу ещё одна надпись – "Под этим флагом воевали" и список фамилий офицеров, сержантов и солдат только того состава, который вошёл в Чечню. И ни одной фамилии офицеров и контрактников, кто пришёл к нам потом. Это меня очень растрогало. Попрощавшись со взводом, я взял вещи и ушёл к колонне и пока мы не уехали ко мне всё шли и шли офицеры и прапорщики полка прощаться. Я даже не ожидал, что было в полку столько людей, которые посчитали своим долгом прийти и проводить меня домой.