Как- то я мчалась домой к матери, надеясь найти нечто съедобное в холодильнике, стоявшем поверх руин ихнего с отцом брака, там же, на руинах еще стоял вечно включенный телевизор.
Но, к счастью, на набережной гостиницы Балчуг, в канавке, меня ждали 100 баксов, оброненных пьяным туристом. Сунув находку в пустой карман, поспешила к художнику, тому самому, чьи картины были немного скудней, чем его избыточный борхесовский треп и умение уходить в отрыв — по-детски безответственный. Мы пили бесконечный чай вприкуску с легкими психотропными примесями и молча слушали другого художника, гонявшегося за славой в Европе. Берлинская маечка, его базары о визуализации постсоветских фобий престарелых партработниц, о советском космосе маленького человека, отлетевшего в картонные небеса, обретали новый вес и ритмично наматывались на бессмыслицу конца 90-х, царивших за окном, с лопнувшей форточкой на боку.
«Искусство — это поэтизация рутины, от которой всех тянет блевать» — говорил он и показывал всем хуй, свежеизмазанный красной краской, на краску тотчас же налипал гусиный пух от растерзанных подушек. «Искусство- это мистерия, откуда изгнали жрецов, остались одни шуты», — добавлял тонкий и длинноглазый бисексуал, клеивший берлинского задавалу и меня как единственную девушку в кухне, заваленной велосипедными рулями и железными трубками. Устав, что никто не видит в нем юного гения, он стал раскачивать узкую тахту, на которой мы все сидели, пока она с треском не рухнула, и через дыру в полу к соседям не покатились банки с вареньем.
Тогда другой художник, а заодно и кинодокументалист, он выглядел старше всех, прошел Афган и служил в Иностранном Легионе, тихо сказал мне: «Только 2 процента солдат всерьез целятся в противника, половина стреляют тупо мимо, остальные вообще не стреляют на самом деле.»
Не успели мы все передраться, как пришла старушка в детсадовом платьице и с куклой, у которой были отрезаны нос и рот, и приказала немедленно снимать кино о юном Пушкине.
После съемок меня вынесло на улицу. Ноги боролись с гравитацией,
а голова парила над землей, задевая ветви невидимых дерев, срубленных еще при Горбачеве.
Парящая голова исторгала углекислый газ, слова падали на землю и превращались. Зная, что нельзя смотреть на их превращения, иначе трансмутация застопорится, голова не оборачивалась на них, а просто сбрасывала их, как кукушка яйца — в чужие гнезда, как живучий нетроньменя — своих скачущих детей, как самолет — дурацкие письма счастья, начиненные радиацией.
Голова летела много лет. За годы странствий и парения в невесомости, она повстречала множество таких же голов, ронявших на землю невесть что для превращений. Она усвоила несколько простых правил. Никогда не лезть с вопросами. Не пытаться ничего понять. Лететь и останавливаться там, где никто не ждет остановки. Ведь вопросы и понимание — одна сплошная бессмыслица, которой занимаются странные люди в кабинетах, для них все выше написанное — выдумка. Летящие головы должны летать, а слова — падать и превращаться.
(инструкция по применению)
Изделие «Ходунки взрослые экзистенциальные» (ХВЭК) предназначено для использования совершеннолетними без врожденных либо приобретенных нарушений опорно-двигательного аппарата, но испытавших внезапное отвращение к самой идее перемещения в пространстве, утративших правый путь во тьме долины, выпустивших из вида путеводную звезду, тяжело переживающих мысль об иллюзорности мира.
ВНИМАНИЕ! Настоящая инструкция содержит ряд «Предостережений» и «Предупреждений», касающихся последствий пренебрежения правилами эксплуатации ХВЭК. В «Предостережениях» и «Предупреждениях» используется фраза «вы можете потерять равновесие и упасть». Каждое падение может привести к серьезным травмам и даже смерти. Это само собой разумеется, поскольку такова жизнь. Полагая, что читатели могут самостоятельно эксплицировать идею последствий из ситуации падения, мы не повторяем предупреждения о возможных травмах и смерти, каждый раз, когда речь идет о потере равновесия.
Изделие ХВЭК, с одной стороны, чем-то похоже на всем известные детские ходунки, но в тоже время не является простой конструкцией, для сборки которой нужны только отвертка и здравый смысл. Такое отличие «Ходунков взрослых экзистенциальных» объясняется, в первую очередь, использованием в конструкции платоновской фурнитуры.
Читать дальше