Иржи Грошек - Легкий завтрак в тени некрополя

Через год я озверела от этой работы. Телефон. Телефон. Телефон. Телефон. Все время звонил те­лефон. Каждую минуту. Стоило мне повесить трубку, как тут же раздавался звонок. «Рекламное агентство! Слушаю вас!» И снова звонок. «Рекламное агентство!» Я не знала, куда мне кинуться. Под колеса, под директора или под Кики? Когда мужчины для знакомства спрашивали у меня номер домашнего телефона… Короче, я диктовала все, что требуется, и жила себе дальше спокойно. Номер-номер, вот это номер. Номер у меня действительно был, только домашнего телефона не было. Я его выбросила прямо на улицу с четвертого этажа. И даже не посмотрела, попало кому-нибудь телефонным аппаратом по башке или нет. Потому что вечером, сидя дома, я неоднократно поднимала телефонную трубку и машинально говорила: «Рекламное агентство! Слушаю вас!» «Ты переутомилась на своей работе!» Я озверела. Через год. «Через год, через год, как созреет виноград…» Из рекламного агентства я уволилась. Целую неделю я наслаждалась тишиной в квартире. Включала на полную мощность проигрыватель, телевизор, магнитофон. Выключала. Где телефонный звонок? Нету! Что и требовалось доказать. За целую неделю я только дважды выходила из дома, чтобы купить себе продукты. Все время лежала на диване, слушала музыку и пыталась попадать шкурками от бананов в мусорное ведро. Уже через день мой результат равнялся: девять шкурок из десяти – точно в цель. Я поняла, что достигла почти совершенства. Убрала в мусорное ведро все десятые шкурки и отправилась бродить по городу. Спускалась в метро, ехала в поезде, выходила из метро и попадала в новый район. Скоро все районы мне тоже осточертели. Люди пили кофе, общались, спешили на работу. Когда кто-нибудь пробовал пообщаться со мной, я гнусавила: «Что-о-о? Что-что-о-о-о?» – и корчила такую физиономию, будто мне предлагают бабахнуться на Луне, да еще вверх ногами. Может быть, я и бабахнулась бы. Только никто не предлагал. На Луне. Обычно мне предлагали зайти на чашечку кофе или заглянуть на чашечку кофе ко мне. «Что-о-о? Что-что-о-о-о?» Кофеманы проклятые. Есть ли в этом городе маньяки, кроме меня? Кто изнасилует девушку, такую беззащитную, такую хорошенькую? Прямо на мусорном бачке! Только я буду сопротивляться. Извините, но я должна сопротивляться! Ведь я – порядочная девушка. «Что?!! Что-что-о-о-о?»

Однажды во время своих блужданий по городу я увидела на пешеходном переходе женщину в красных туфлях. Она стояла на островке среди потока встречных и поперечных машин, гудящих, свистящих, ревущих, она стояла там, как гром среди ясного неба. Я догадалась, что женщине забрызгали левую туфлю и ее колотило от бешенства. Машины, человечество, инопланетяне – какая разница, кто виноват? Левая туфля забрызгана – вам всем не жить! Ее лицо ничего не выражало, кроме глубочайшего презрения к автотранспорту. Но я почувствовала, как сжимаются ее кулаки, пылают от злости щеки и колотится сердце. Если хотите знать, что такое женская солидарность – вот она. Мы понимаем друг друга, как магниты. Иногда отталкиваемся, иногда притягиваемся. Мы солидарны в одном – надо постоянно держать друг дружку в поле зрения. Все остальные женские объединения – писькина грамота. Ни один мужчина, философ, математик, распрогений, не объяснит, почему женщина сделала то, а почему это. А я даже объяснять не буду. Я почувствую.

Через неделю ко мне привязался Брошенка. Долговязый прыщавый парень с глазами онаниста. Когда именно он увязался за мной, я не заметила. Брошенка держался все время на расстоянии, то пропадая из поля зрения, то появляясь. Слонялся по улице, покуда я сидела в баре. Делал вид, что он случайный прохожий и читает газету, когда я заходила в магазин. Милый мой недоносок. За женщиной надо приглядывать краем глаза, а не сверлить ее взглядом. Неприятное ощущение ползало по мне, как навозная муха. Я не могла отделаться от мысли, что мне надо принять душ. Непременно. Теплый душ, пенистую ванну. Я была готова тут же бежать домой и вдруг перехватила взгляд Брошен-ки. Так я обнаружила, что за мною следят.

Наверное, всякий мужчина до определенного возраста похож на зародыш. На прыщавый, не оформившийся зародыш. Не буду скрывать – от юношей меня тошнит. Как от бледной, прозрачной, огромной личинки. Брр, какая мерзость. Это отвратительное гоготанье, эти квакающие голоса, эти компании подростков с красными руками, их покрытые пухом морды, сопливое харканье и все, все, все, что относится к зародышам мужского пола, – ненавижу. Не знаю почему – меня тошнит. Если здесь есть повод обратиться к психиатру – вяжите меня и тащите меня. Сама не пойду. Потому что добрый доктор будет спрашивать – «а какие, дорогуша, вам юноши очень не нравятся? с большими гнойными прыщами или с маленькими?» Тогда меня вывернет, и я захлебнусь собственной рвотой. «Все дело в том, милочка, что у вас не было родного брата, – скажет добрый доктор. – Тогда бы…» Тогда бы я забилась в предсмертных судорогах. Ты слышишь меня, доктор? Я рожать не хочу только по одной причине. Вдруг родится мальчик. Прелестный пухленький мальчик. Ну разве возможно его не любить? Он будет ходить в школу. Умный, причесанный, чистенький маль­чик. Мы будем вместе завтракать, будем обедать. Он будет расти. И вдруг превратится в отвратительное, харкающее, гогочущее, гнойное чудовище. Я этого не выдержу. Я его растерзаю, как свой послед. И закопаю в саду ночью, чтоб не увидели соседи мой позор, мой ужас. Не-ет. Уж лучше без этих переживаний. Кто может гарантировать, что у меня родится девочка? Приходите ко мне на чашечку кофе…