Людмила Синицына - Кривой четверг

Старец принял сэра Парцифаля приветливо и разделил с ним и тепло своего очага, у которого рыцарь мог обсушиться, и тот скудный ужин, каким поддерживал он нетребовательную плоть свою.

Когда старец после некоторого молчания заговорил, Парцифаль невольно поднял потупленные глаза — так неожиданно силен оказался его голос, так страстно зазвучали его слова. И сказал ему старец:

«Отвечу я на все вопросы, что терзают тебя, молодой рыцарь, с превеликой охотой. Но знаю наперед, что хотя и просты мои слова, не скоро они будут тобой поняты. Я как сеятель, что выходит в поле ранней весной... Но кто торопится и жаждет видеть немедля результаты — плоды деяний своих, напрасно ропщет на небо. Не может семя прорасти раньше положенного ему времени. Всему свой черед. Но то поле, которое уже вспахано, и подготовлено, и удобрено, даст хороший урожай, если брошены будут добрые семена, потому и обращаю к тебе, рыцарь, речь свою.

Так знай же, что из всех тех, кто взыскует Грааля, кто отправился на поиски его в великий праздник Пятидесятницы, всем им — слабым верой и нетвердым духом — недостает милосердия, воздержания и праведности. Таким Грааль не открывается никогда. И от их трудов в этом подвиге не будет никакого проку. Целая сотня таких ничего не достигнет, кроме позора.

Будут и такие, кто в своих поисках ложную истину сочтет возвышенной. Такие, думая о подвигах и славе, причинят другим великие страдания и беды. Их путь к искуплению лежит через мучительное познание жизни. И только тот, кто познает ее во всех проявлениях — в добре и зле — и обретет утраченную веру, милосердие и сострадание, станет обладателем Грааля. Путь к святому камню лежит через самого себя».

Сказав эти слова, старец замолчал и больше не прибавил ничего. А сэр Парцифаль больше не посмел нарушить его покой.

Утром он двинулся в путь, ничуть не утешенный словами отшельника. Напротив, они повергли его в еще большее сомнение.

Что означачает «познать жизнь во всех ее проявлениях»? Что означают слова «путь к Граалю лежит через самого себя»?

С досадой сжимал он рукоять меча, украшенного яхонтами и янтарем и драгоценным синим камнем.

Резкий порыв ветра захлопнул окна и двери. Света вздрогнула, огляделась. Уже смеркалось. На западе клубились черные тучи, будто кто-то готовил колдовское зелье.

Надо было бы пойти, зажечь на веранде свет, но Света никак не могла заставить себя сделать это. Не хотелось ни читать, ни готовиться к экзамену, сидеть бы вот так и даже ни о чем не думать. И от этого волнение, теснившее грудь, все более переполняло ее, казалось, что вот сейчас еще секунда, еще мгновение — и ей все станет ясно, мир откроется во всей полноте.

— Кто я? Откуда? Куда я иду? — сказала Света.

Звук голоса прозвучал неестественно, совсем не так, как хотелось, и фраза от этого выглядела напыщенной. Исчезло и ощущение значительности минуты и значительности того, что происходит вокруг... Света сделала усилие, чтобы вернуть прежнее возвышенное состояние...

Дверь скрипнула, и на пороге веранды появилась мать. Она сделала несколько неуверенных, пьяных шагов, потом вытянула перед собой руки и такими же неуверенными движениями, как слепая, принялась шарить по стене, будто разыскивая выход.

— Иди ложись! — сердито крикнула Света. — Еще не хватало, чтобы ты по улицам шлялась сейчас.

Но мать как будто и не слышала ее. Все так же беспомощно, но упрямо она все шарила по стене и никак не могла найти выход. Видимо отчаявшись, она села прямо на пол и тонко, жалобно вскрикнула:

— Фрося! Фрося!

Света удивилась. Чтобы мать звала Фросю на помощь? Значит, действительно ей плохо, если уж она на это решилась.

Положив книгу на стол, Света нерешительно подошла к веранде и осторожно, по-прежнему ожидая подвоха, спросила.

— Ну что тебе неймется?

Мать повернула к ней испуганное, бледное лицо:

— «Скорую», Света, позови!

— Сейчас! — тоже вдруг испугалась Света, но тут же взяла себя в руки и более строго закончила: — А ты все-таки иди ложись. Нечего тебе ходить. — И повела мать в комнату.

Мать шла без особой охоты, но покорно, задевая за дверь, стулья, спотыкаясь и вытянув перед собой руки. Уложив ее, Света побежала к магазину, где на углу стояли две телефонные будки. В одной из них было выбито стекло, и, хотя она была свободна, Света решила подождать, пока освободится вторая. Мимо автоматов в хлебный ходили люди, и Свете не хотелось, чтобы кто-нибудь посторонний, пусть даже и незнакомый, услышал, как она вызывает машину к матери, у которой явно началась белая горячка.