Лин Ульман - Благословенное дитя

— Такова суровая школа жизни, — говорит Исак.

Радиоприемник стоит в комнате Молли на тумбочке. Он маленький и продолговатый, вверх торчит длинная антенна. Иногда можно чуть-чуть покрутить антенну, и тогда звук становится лучше. Это Молли умеет.

Человек по радио говорит: «Во время предвыборной кампании 1976 года самым большим камнем преткновения были фонды заработной платы, из-за которых социал-демократы и потеряли власть. В этом году тема фондов запрещена для политического обсуждения, но мы знаем, что этот медведь не дремлет».

Вскочив с кровати, Молли кричит:

— Эй! Ты слышишь? Медведь никогда не дремлет!

Молли думает, что, может, ей уже пора подниматься, хотя мужчина со сводкой погоды даже еще не начал говорить. Таково правило: погодный мужчина говорит: «Бэрланге — семнадцать», а перед этим он говорит: «Кируна — двенадцать», и «Лулео — четырнадцать», и «Сундсвалл — девятнадцать», но лишь когда он скажет «Бэрланге — семнадцать», Молли разрешается встать, побежать в спальню Исака и Розы с криком «БЭРЛАНГЕ — СЕМНАДЦАТЬ!», а потом прыгнуть к ним на кровать, дергать одеяло и скакать вверх-вниз. Тогда Исак не сердится и не гонит ее обратно спать.

— День рождения — не исключение, — сказал Исак вчера вечером, — в дни рождения день все равно день, а ночь остается ночью.

Молли спрашивала Лауру про медведей — правда ли, что они существуют. Лаура сказала, что правда и что они могут прийти когда угодно и наброситься. Она показывает Молли вырезку из газеты со статьей про медведя, который разорвал в клочки целое стадо овец. Лаура читает вслух:

— «Теперь эта прекрасная долина напоминает ужасную бойню».

— Что такое бойня? — спрашивает Молли.

Лаура пожимает плечами:

— Какая-то жуть, должно быть.

Лаура показывает сестренке фотографию трех растерзанных овечьих туш. Возле одной из окровавленных овец стоит рассерженный крестьянин с ружьем на плече.

Роза говорит, что на их острове медведей нет, однако Лаура утверждает, что Роза врет, потому что не хочет пугать Молли.

— Взрослые всегда врут маленьким детям, — говорит Лаура.

— И что же они врут? — спрашивает Молли.

— Они врут про войну, и убийц, и атомные электростанции, и ядерные бомбы, и разоружение, и секс, и раковые опухоли, и смерть, и про Бога с Иисусом и Девой Марией, и про всякое другое дерьмо! Ты что, не понимаешь? Они вечно врут!

На мгновение Молли замирает и смотрит на сестру.

— А про медведей они не врут, — говорит она.

Лаура стонет:

— Они про все врут! ПРО ВСЕ!

На самом же деле все происходит следующим образом: по ночам, когда желтые паромы, курсирующие днем между материком и Хаммарсё, стоят у причала, а паромщики спокойно спят в своих кроватях, медведи медленно перебираются через пролив вплавь. Сначала один медведь, следом за ним другой, а потом третий — вот так они и плывут, по-собачьи перебирая лапами. У них густой белый мех, острые зубы и темные глаза. Лаура говорит, что Бог существует и Он все видит. Об этом Молли известно. Много лет назад умер Иисус, и дедушка, и птица, разбившаяся об окно, и множество других птиц, а еще котята в Осло, которых дворник утопил в унитазе. Все они сейчас на небесах, вместе с Богом, который все видит.

Лаура говорит, что очень важно научиться притворяться, будто не боишься медведей, потому что если Бог поймет, что Эрика напугана, то Он отменит ее день рождения, и тогда ей придется жить четырехлетней еще год, а может, и дольше. Может, она навсегда такой останется.

— Если кто-то боится, то Бог его наказывает, — говорит Лаура.

Встав с кровати, Молли натягивает голубое платье, выскальзывает из комнаты, крадется по коридору и открывает входную дверь. Она вприпрыжку бежит к морю, ветер свистит в ушах, и она кричит ветру, что она — Молли! «Я Молли! — кричит она. — Эй! Эй! Эй!» Волны пенятся. Молли умеет плавать, но в то же время не умеет, поэтому она стаскивает платье и сует в воду ногу. Вода холодная. Погодный человек наверняка еще не сказал «Бэрланге», он вообще еще не начал рассказывать про температуру. Сейчас очень-очень раннее утро, которое Исак назвал бы ночью. Молли опускается на колени, вода достает ей до попы, по волнам идет рябь, они мягкие, а на горизонте проглядывает солнце. О камни на дне Молли случайно сдирает старую болячку на колене, но она уже столько раз ее сдирала, что боли не чувствуется. Молли ничего не боится! «Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ!» — кричит она, поглядывая на небо.

Она складывает руки и молится.