Лин Ульман - Благословенное дитя

Она запомнила его слова: «Только из-за Анэ и Магнуса я пробыл с тобой так долго. Но они не мои дети».

Потом она перебирала вещи, купленные им на деньги, которых у них не было, и оставшиеся в память о нем, словно реликвии. Среди них был совершенно идиотский предмет — беспроводной дверной звонок. Его можно положить в карман и носить по всему дому — в подвал, в туалет, тогда не страшно, что кто-нибудь придет и позвонит, а ты не услышишь. А еще у звонка были разные мелодии. Томас выбрал колокольный звон. Мелодию они выбрали не сразу. Сначала обсудили все за и против! Они не беседовали о том, что происходит в мире, где войны шли одна за другой. Они не разговаривали об иконе, купленной Томасом в Париже почти за сто тысяч крон. Икона датировалась XVI веком, а изображенный на ней лик напоминал ему об одной прекрасной украинской актрисе, с которой он познакомился в аэропорту в Ницце. Он сказал, что икона ему просто необходима. Сначала он познакомился с той женщиной, а сразу после этого наткнулся в одной антикварной лавочке в Париже на икону. Так было задумано. Женщина в аэропорту Ниццы была ангелом. Она должна спасти его. Он!.. Он даже слов подобрать не может! Он повесил икону над кроватью. Эрика сняла ее. Он снова повесил икону. Томас, да они же квартиру у нас отнимут! Понимаешь? Мы не можем брать ссуду в сто тысяч крон! Или в десять тысяч крон! Нам даже тысячи крон никто не даст!

Эрика говорила, как Сунд.

Эрика ругалась, как Сунд.

Эрика стала Сундом.

Позже выяснилось (и ничего удивительного!), что икона всего лишь фальшивка, красная цена которой — пара сотен. Услышав это, Томас изумленно вытаращил глаза. Он сказал, что хочет продать икону. «Давай, выручишь за нее двести крон! Тебе что, не ясно?» — ответила Эрика. «Ладно, тогда я ее выброшу», — сказал Томас. А потом и вовсе позабыл об иконе. Эрика не стала снимать ее со стены — пусть висит.

Иногда она скучала по Сунду. Да, он был жадным, но по ночам он подходил к детским кроваткам. Он беспокоился о детях. Томас же не заботился даже о себе, не спал на двуспальной кровати вместе с Эрикой. Он спал на красном диванчике в подвале, который сначала хотел сделать кабинетом. Там было небольшое окно, и Томасу хотелось иметь место для уединения, где Эрика и ее дети не мешали бы ему заниматься переводами. Однако со временем он совсем переселился в подвал и просиживал там круглые сутки.

Он стоял в ванной перед зеркалом, но, услышав ее шаги, обернулся. Дверь была открыта. Он не стал запираться. Зажав двумя пальцами осколок, он изрезал себе лицо. Утром того дня он разбил голубую фарфоровую чашку.

Думая о серьезных или трагических событиях, Эрика почему-то вспоминала лишь странные, незначительные и банальные детали. Они словно вытесняли все важные воспоминания. Когда она узнала о смерти своего лучшего друга Андерса Тангстада, то сразу вспомнила, как однажды летней ночью она шла с ним по улице Беспечальной. Показав на красивый белый дом, она сказала, что хотела бы в нем жить. Та прогулка не была для них какой-то особенно важной. Они вполне могли пойти по Сухмсгате, или Индустригате, или по улице Якоба Алла. У этой улицы было красивое название, похожее на слова из молитвы. Каким, однако, предательским оно оказалось! Андерс Тангстад умер молодым от инсульта. Для жены и двоих детей это стало настоящим ударом, как и для Эрики. Нельзя сказать, что белый дом, на который показала Эрика, значил для них с Андерсом что-то особое. Нет, они никогда не считали его своим тайным дворцом или волшебным замком. Сейчас она бы и не вспомнила, на какой дом указала тогда. А та летняя ночь? Даже положа руку на сердце, Эрика не назвала бы ее особенно теплой и светлой, сулящей множество подобных ночей. Однако та ночь не была и слишком темной и холодной, как бывает в преддверии осени. Ничто в этом воспоминании не свидетельствовало о том, что именно им Эрика вытеснит свое бесконечное горе. Конечно, после смерти Андерса воспоминание это можно было истолковать по-разному, но любое толкование выглядело бы враньем. Однажды июньским или июльским вечером Эрика и Андерс Тангстад шли по Беспечальной улице. Посмотрев в кинотеатре «Колоссеум» скверный фильм, они направлялись по домам. Андерс Тангстад спешил к жене, а Эрика — к Томасу. Они болтали об автомобильных страховках, о том, почему становятся страховыми агентами, и об арбузах — иногда попадаются такие сочные и сладкие, что хочется есть их каждый день. Если вдуматься, то можно было бы наполнить судьбоносными символами каждую минуту из тех восьми, что заняла их прогулка по Беспечальной улице. Но Эрика не желала — она хотела сохранить совершенную бессвязность этого воспоминания.