О'Санчес - Проект Филипок

И опять громко рассмеялся товарищ Толстой, потирая корявые мозолистые руки, в которых бушевала сознательная радость от понимания предстоящих педагогических достижений.

- Русло в тебе пока и не глубокое, но правильное, товарищ Филипок. Углубляй его старательным хождением в нашу школу. Учись. И стал Филипок учиться.

ФИЛИПОК Алексея Толстого

Долгой была черная январская ночь одна тысяча девятьсот седьмого года от Рождества Христова и умирала медленно. Волчье солнце - луна, словно огромный рыбий пузырь, зацепилась брюхом за вершины далекого ельника, да никак не хотела уходить, утру место уступать. А тут еще под самый рассвет ударило ядреным морозцем - даже волкам зябко в чистом поле, неприютно.

По деревенским избам, в заледеневших оконцах там и сям замелькали огоньки - деревенские рано встают - все дела переделать и летнего дня не хватит.

Филипок притаился на печке и ждал, пока батя отхаркается тяжелым кашлем, сунет топор за тугой кушак и уйдет в зимний лес, по добычу. Да только по нынешним временам тяжела добыча достается: редко когда зажиточный путник проедет по этим местам в одиночку. А то и в одиночку, да с револьвером - поди-ка, подступись с топоришком, когда а коленях слабость и в голодном брюхе кишки ирмосы друг дружке поют.

Мать перекрестила батю исхудалой рукой, проводила с поклоном, лучину поправила, подошла к печи, посунулась вплоть - спит Филипок, младшенький, кровиночка любимая... - материны губы задрожали. Положила земной поклон на святцы в углу и пошла в люди, поденную работу искать - бате в одиночку семью не прокормить, болеет батя. Мамка - мастерица людям гадать, и воском, и на толокне, и с зеркалом. Каждому ведь хочется вызнать про то, что будет, а пуще - о том что было и почему случилось, а мамка берет недорого и обещает несуетно, благолепно...

Бабка не в счет, она не выдаст, и спит покуда. - Филипок белкой вымахнул с печки - да в сени! Армячок, лапти, кушак по крестцу, платок на плечи - для пущего тепла... А шапку-то мамка убрала - догадалась, что Филипок захочет в школу ушмыгнуть - надежно спрятала. Филипок потоптался в сенях, вернулся в горницу - студено на дворе, без шапки - и думать нечего идти, весь поморозится. Старая отцовская шапка, свалявшаяся, молью траченная - по самые плечи нахлобучилась на Филипка, да все на глаза наезжает, свет застит. Меха, считай, что и нет, одно название, что соболь, зато ушам тепло и щеки не поморозит.

Дорогу Филипок знал: за околицу и все прямо, до самой церкви, а там и школа бок в бок.

Светало. Дорога была укатанная, местами желтая и скользкая от людской и лошадиной мочи, не то чтобы крива, но с ухабами и изворотами - куда без этого в русском селении?

В своей слободе - и собаки все свои, одной свистнешь, на другую топнешь - не тронут, а тут увязались за Филипком, налетели чужие дворовые: Жучка, сволочь мелкая и досадистая, а за нею Волчок. Этот поспокойнее Жучки, не такой привязчивый, но росту волчьего и клыки волчьи же: тяпнет - как пилой отрежет. Закричал Филипок, разъехались ноги врозь на скользкой дороге - упал, а собаки над ним ярятся, вот-вот на желтые зубы подхватят.

- Ну-ка брысь! Я вас!.. Вышел до ветру мужик из избы, увидел такое дело, да пинками и отогнал собак - гавкают из-за плетня, а ближе уже не походят - понимают, где сила.

- Откудова такой взялся? Почто один бегаешь? Или по чужим дворам шныряешь, промышляешь? - Ничего не ответил Филипок на эти мужиковы слова, растерялся, а вместо того подхватил полы армяка повыше, словно поп рясу, - и чесать что есть духу, до самой школы!

Оглянуться впопыхах не успел - вот она школа. Избенка невелика, но ладно рублена - с высоким крыльцом! Над крыльцом навес, а на крыльце пусто. Вытянул шею Филипок, шапку оттопырил, ухо бережно наклонил к дверям - слушать, что там творится... Да только и вслушиваться не надо: такой крик и вой стоит - у Филипка душа в пятки. Страшно так-то войти: зайдет - и его выпорют до количества. Назад идти - собаки скалятся, злобой изнывают... Шла мимо баба с ведром, вода аж дымится в ведре, льдинками потрескивает, а бабе хоть бы что: одета копной, щеки налитые - сытые, такой мороз нипочем. Поставила ведро в снег, подперла кулаком сдобный бок и Филипку весело, нараспев, чтобы далеко слышно стало:

- Что задумался, добрый молодец? Ай, неучем сладко жить, под дверьми стоять?

Сама глаза закрыла, нос наморщила, грудью трясет и пальцем на Филипка показывает - смеется.

Филипок сообразил - это она над ним насмехается, лучше внутрь зайти, чем с бабой спорить, на потеху себя выставлять. В сенях - шапку долой, не кабак чай.