Татьяна Алексеева - Выход где вход

Рядом ютился невзрачный 'пролеткульт' с нелепым навесным лифтом. Обсыпавшиеся углы и потрескавшиеся стены подкрашены едко-зеленой краской. Издалека сочетание розового с зеленым выглядело так же естественно, как в саду или на грядке. Но вблизи соседство этих двух зданий шокировало несообразностью. Проигрывали оба.

Вскоре Вера добралась и до окрестностей Тверской, где жила Светлана Савельевна. Решила покружить по соседним переулкам, но с каждым шагом вглубь района нарастало чувство потерянности. Её обступила ранняя сталинская архитектура — еще довоенная. Внушительные дома подавляли не только размером, но и цветом. Со всех сторон нависали могучие кубы — болотные, коричневатые, горчичные, цвета мокрого асфальта. Один из домов в конце переулка оказался бежевым. Но это не был веселый бежевый, напоминавший о какао и молочном шоколаде. Скорее, тусклый цвет высохшей земли, из которой ушли все соки.

Землистые глыбы, столпившиеся по краям узких улочек, смотрелись величественно, но слишком напоминали гробницы, склепы. Сходство усиливало помпезное оформление мемориальных досок, облепивших фасады. Вера сразу почувствовала духоту. Тяжесть мрачных громад, торжественных как могильные плиты, совсем её доконала. Беззащитные улочки будто стали её собственными венами и сосудами. Чем сильнее их сдавливало, тем труднее самой Вере было дышать и двигаться.

Накатил беспричинный страх и мысль о том, что Марина права — невозможно жить среди этих саркофагов. Везде жизнь, только не здесь… Ускорив шаг, Вера вырвалась из переулков на бульвар. Ей не терпелось впитать аромат скудной травы и насладиться очертаниями робких особнячков. Они-то не пытались оспаривать пространство у земли и неба. И потому украшали его, а не пожирали. Приветственно затрепетавшие деревца помогли Вере сбросить с плеч тяжесть каменных плит. Жадно вдыхая, она пошла по дорожке.

Шины шваркали по ушам не равномерно, а через паузу. Монотонный шуршащий шорох по обеим сторонам бульвара нарастал издалека. Сменялся на звук царапающего скольжения по асфальту. Его лишь слегка смазывало чавканье хлюпающей грязи. Вера шла, обескураженная чувством неуюта в родном городе. Никогда еще раньше она так остро его не ощущала. Вроде бы на бульваре стало полегче, а всё равно как-то безрадостно. Не на чем глаз остановить.

На фоне облаков вырос задумчивый тёмный силуэт — Пушкин с непременным голубем на голове. Через минуту к нему подлетел и спикировал рядышком второй. Приглядевшись, Вера заметила и третьего. Птицы уютно устроились на голове поэта, видимо, приняв его кудри за вполне пригодное гнездо. Один голубь был темно-сизый, а два других — белесые как облачное небо.

В Верины мысли вторгся звонок от неугомонного Егория. Жажда деятельности не позволяла ему спокойно ждать, пока риелторы подыщут новые варианты. Оказалось, Егорий успел обойти кое-какие дома в интересующем его районе. Порасспросил соседей, пообщался с участковым, залез на чердак. И готов сообщить номер подъезда, в котором ему понравилось. Вера, чертыхаясь, сделала вид, что записывает.

Вскоре она добрела до нужного дома, где её уже ждали. Почти бегом — на второй этаж трехэтажного особнячка. Аккуратно поскреблась, памятуя, что звонок не работает. Светлана Савельевна, накинув старенькую кофту поверх байкового халата, открыла дверь.

Вера с нежностью и печалью оглядела знакомую обстановку. Здесь всё осталось таким же, каким было на её памяти 20, 15, 5 лет назад…. Поцарапанная, испещренная мелкими выбоинами мебель. Шаткие стулья, трехстворчатый просевший шкаф. Это все — тёмное. Сервант же, в котором вместо посуды хранились книги, — вызывающе светлый, цвета игрушечного цыпленка. Все плоские поверхности завалены расползающимися горами книг, вот-вот готовыми обрушится. На обеденном столе — тоже книги.

Светлана Савельевна присела на утративший первоначальный цвет диван. Из-под обшивки во все стороны лез поролон. На диване стопами ютились книги и связки тетрадей. Вере она показала рукой на продавленное кресло, прикрытое вязаным ковриком. Сняв с кресла кипу книг и положив ее прямо на пол, Вера устроилась на освободившемся месте. Обеспокоено принялась расспрашивать о жизни, о здоровье.

— Ну, сама понимаешь — профессорская зарплата, — Светлана Савельевна почему-то указала рукой на желтые поролоновые крошки на полу. — Что уж тут обсуждать… Пойдем-ка лучше чай пить.

Прихлебывая бледную заварку из кружки с отбитой ручкой, Вера все собиралась с духом, чтобы рассказать о Марине. Но почему-то оттягивала. Вместо этого задавала вопросы об институтских делах и общих знакомых. Как бы невзначай поведала и о своем разводе, хотя старалась не слишком на этой теме задерживаться.