Валентина Гончаренко - Чародей

Во вторую смену у нас занимались три класса: второй, третий и четвертый. Я попросила Ивана Михайловича и Юрия Николаевича повторить утреннюю церемонию. Повторение не получилось. Правда, линейка прошла, как планировали, а вот конец ее неожиданно превратился в игру с красным шариком. Тамара Максимовна дала правофланговой девочке принесенный из дому надутый красный шарик. Когда стали расходиться по классам, девочка с шариком в руке, едва вступив на первую ступеньку лесенки, ведущей на веранду перед входом в класс, вдруг остановилась, резко обернулась и передала шарик идущему за ней мальчику. Т от, повторив ее маневр, передал шарик следующему ученику. Четвероклассники моментально выстроились в колонну по одному и радостно включились в игру с передачей шарика от одного к другому. Скорее это была не игра, а веселая церемония, очень понравившаяся детям. Стоявшие во дворе курдские ребята с горящими глазами наблюдали за этой игрой. Тамара Максимовна оставила курдских школьников, чтобы познакомить их с четвертым классом и сдружить их постепенно. Она приняла шарик из рук последнего четвероклассника и вручила его единственной девочке-курдянке. Мальчики курды тут же образовали круг, и шарик весело пошел по кругу, церемониально передаваемый из рук в руки. Когда он вернулся к девочке, ее вытолкнули в центр и рядом стал мальчик с дудочкой, заигравший курдскую танцевальную мелодию. Круг пришел в движение, мальчики, ритуально приподнимая ноги и перешагивая, начали медленно перемещаться в народном танце. Иван Михайлович на басах отбивал подхваченный на слух ритм. Детские лица расцвели улыбками. Не дождавшись Тамары Максимовны, четвероклассники высыпали во двор. Они стали отбивать ритм ладонями, потом беспорядочно захлопали и прервали затянувшийся танец. Тамара Максимовна вернулась с ними в класс, курдские школьники унесли шарик с собой. Утром другого дня Тамара Максимовна обнаружила его привязанным над классной доской. Оказывается, он стал гостить в курдских семьях по одному дню у каждого школьника. Когда обошел всех, вернулся к Тамаре Максимовне. Юрий Николаевич прикрепил его к гвоздю над окном в учительской. Почти всю первую четверть он весело плясал под нашим потолком, поддуваемый свежими струями из распахнутого окна, пока однажды от порыва ветра ни лопнул, вызвав у всех искреннее сожаление. Он ловил первый взгляд любого входящего, радовался ему, резво подпрыгивая и крутясь на одном месте, и, как казалось многим, приветливо улыбался. И вот теперь его не стало. Юрий Николаевич отвязал жалкий лоскуток красной резины и положил его в раскрытые ладони Тамары Максимовны. От нее его принял Иван Михайлович, открыл печку, сбросил его туда со словами: "Прощай, наш добрый друг! Жаль, что так мало пожил, так рано ушел от нас. Память о тебе мы сохраним в наших сердцах". Никто из присутствующих не засмеялся. Милый шарик стал членом нашего коллектива, немым участником всех событий, происходивших в учительской. И вот теперь мы его больше не увидим. Это сейчас на всяких шествиях и торжествах походя запускают в небо сотни разноцветных шаров, а тогда, на второй год после Победы, воздушный шарик, да такой малиново-красный, был большой редкостью, и его появление означало праздник, а естественная смерть воспринималась как общая трагедия.

В этом году дух наших больших перемен вскипел весельем. Я имею в виду первую смену, без Веры Матвеевны, которая приходила к двум часам. Прежде мы, усевшись поудобнее, неторопливо пили горячий чай, принесенный мамой, покусывали

пряники из кукурузной муки, подслащенные свекольным сиропом вместо сахара. Говорили мало, негромко. Одним словом, отдыхали, если не выпадала очередь дежурить. Теперь же хохот не смолкал ни на минуту. Анекдоты, побасенки, подначки… Даже перед учениками неудобно, которые стали скапливаться под окном и у дверей учительской. Меня не слушают, говорят в полный голос и смеются до колик. Юрий взял за привычку потешать коллег рассказами о том, как он в шестом классе перевоспитывал меня:

— Стали рассаживать по партам — мальчик — девочка, я не стал дожидаться, к кому меня посадят, сам сдвинул Татьяну к краю и уселся рядом. Вот, думаю, лафа сидеть рядом с отличницей: и подскажет, и контрольную легко сдуть… А она ни в какую! Хотел на русском слизнуть задание по математике, так она поставила сумку в проход у парты. Провел воспитательную работу — ткнул легонько кулаком в бок… Не действует. Тогда пером ширнул раз пяток… Терпит, тетрадки не дает, но и руку не поднимает, чтобы пожаловаться… И то хлеб, думаю… Она носила две косы, толстые, все за спину откидывала. Учительница повернулась к доске, я быстро сунул руку ей за спину и как дерну за косу… Она бах головой об спинку парты… Аж слезы заблестели. Маленькая… а я не жалел, аспид. Обозлилась и бросила-таки мне тетрадку. Дескать, подавись, недоумок. Ничтоже сумняшеся, списал, но вину, наверно, все-таки чувствовал, потому что на перемене сбегал домой и принес ей пирожок с курагой… В качестве откупного… Сжевала за милую душу! И с тех пор не артачилась. Перевоспитал.