Если контрольная в двух вариантах, ткну, чтоб делала мой, делает, а я списываю… Не дурак, сам бы вполне справился, но ленился что ли… Да нет, скорее действовало желание поозорничать… Учителя очень доверяли отличнице. Не обращали внимания, какой вариант она выполняет… Первой заметила нарушение русачка. Спрашивает:
— Почему, Таня, ты выполнила вариант соседа?
— Мне показалось, что второй труднее…
— Не хитри! Осадчему хотела помочь? Помогла… Обоим по единице!
Разоблачили… Наверно, это была ее единственная единица за все годы учебы. Но я не пострадал. Соседство отличницы действовало положительно. Начал думать самостоятельно… Вот так-то сидеть за одной нартой с начинающим шалопаем!
— Не столько с шалопаем, сколько с инквизитором… Уроки напролет рисовал на меня
карикатуры… То в профиль, то в анфас… Мучил прямо своими уродками, — сердито
вмешивалась я.
— Побойся Бога, Татьяна Павловна! Это были прекрасные портреты! Тупой крючочек — это носик. Полукруг — щечка. Точка с загогулиной — глазок. Полбантика — ротик. Растрепанный кусок толстого каната — это коса. Готов чудный портрет в профиль. Две урючинки — щечки, пипочка — носик, две точки с загогулинами — глазки. Прелестный бантик — ротик. Два растрепанных куска толстого каната — две косы. Чудный портрет в анфас. Так старался передать красоту, а она называла это карикатурой. Выхватит листок — и в сумку! Наверно, дома втихаря любовалась собой… Целую галерею ей создал. Верно, до сих пор эти портреты хранятся в отдельном альбомчике… Угадал?
Забыв, что рядом ученики, мы хохотали, как одержимые.
— Угадал, как всегда. Печка до сих пор их бережно хранит.
— Сожгла? Это же варварство! Вот видите, как недостойны женщины рыцарских подвигов! — закончил Юрий под взрыв громкого хохота.
Через какое-то время — новая байка.
— Я был кум королю и сват министру только на немецком. С учителем разговаривал, как с товарищем. А по другим предметам шел ни шатко, ни валко. Математику у нас преподавал бывший дворянин Николай Филиппович, бывший офицер, светски воспитанный человек. Строгий и справедливый. Мы его побаивались А Татьяна вроде совсем не боялась. Однажды он зашел в класс сильно сердитый. Спрашивает: "Кто напишет на доске алгебраическую формулу полусуммы?" Молчим, ни одной руки. "А полуразности?" Опять ни одной руки. Он завелся еще сильнее. Вызвал одного- тот стоит столбом. Второго… третьего… Возле доски усами выстроились оболтусы. И я стою с краю, у двери. Тогда Николай Филиппович вызвал Татьяну. Она вышла и говорит со смехом: "И я
тоже не знаю!" Он как загремит: "Дура, смотри!" Схватил ме и зло, так что крошки посыпались, застучал по доске: " А плюс бе, деленное на два — это полусумма! Поняла, дура?" А сам костяшками пальцев несколько раз стукнул ее по лбу. Она продолжает улыбаться. Он с еще большей злостью застучал по доске: "А минус бе, деленное на два, — это полуразность! Теперь поняла, дура?" И снова постучал ей по лбу. Пальцы его в мелу, все лицо ей припудрил. Нам не до смеха, дрожим. Ей бы кивнуть, дескать, поняла, а она вдруг взвизгнула: "Сам дурак! Ничего не объяснял, а спрашивает!" Как он взревел: "Пошла вон, дура!" Схватил ее за шею сзади и, как котенка, выбросил в коридор. Мы врассыпную, кто куда. Я вылетел в коридор и понесся в сад. Залез на яблоню и сижу. Смотрю, бежит Татьяна. Ну, думаю, реветь сейчас будет, а она подбежала к начерченным классикам, бросила плоский камешек и запрыгала на одной ноге, перегоняя его из клетки в клетку. Не ревет! Я слез с дерева, набрал на земле камешков и ну пулять в нее из-за куста. Она бросила прыгать, подошла к кусту. Смотрю, все лицо мокрое, измазано мелом. Ревет! Мне даже жалко ее стало, и говорю: "Поди умойся, а то смеяться будут…" А она: "Пусть смеются, теперь меня из школы выгонят! Сам не объясняет, а спрашивает!" Надо же, довела учителя до белого каления, обозвала дураком и не жалеет об этом, а плачет, что из школы исключат. Я толкнул ее в спину: "Иди умывайся, не позорься!" Она пошла к арыку, и тут звонок с урока. После перемены сидим мы в классе и во все глаза смотрим на Таньку. Должны ее вызвать к директору и выгнать из школы. Не вызывают. А вместо урока истории опять математика. Вошел Николай Филиппович. Руки дрожат, пальцы в мелу, забыл помыть. Подошел к столу и говорит: "Ребята, прошу меня извинить… Забудем этот инцидент. Этот материал я объяснил в шестом "б", а вас сейчас с ним познакомлю. И ты, Таня, прости меня за грубость. Я был абсолютно неправ. Забудем это". Татьяна покраснела, встала и говорит: "Николай Филиппович, честное пионерское, я больше не буду". А у самой кап-кап… Мы застыли столбами. Таньку не выгнали! Учитель попросил прощения у учеников! Ну, ни в какие ворота! Николай Филиппович смотрит с сожалением: "Ничего, ничего… Садись. Только зачем же плакать? Мы с тобой нечаянно позорно опростоволосились. Так что ж, и мне теперь прикажешь садиться рядом и тоже начинать хлюпать носом?" Класс грохнул. Инцидент мирно исчерпан. Зауважали мы учителя еще сильнее, а Татьяне удивлялись, как она осмелилась сказать ему такое. Так же нельзя. Ей повезло, что не исключили из школы, хотя она заслужила. А я до конца уроков посматривал на розовые пятнышки у нее на шее. Крепко же хватанул учитель! Чуть поверну голову — и розовое пятнышко перед глазами. Заметила и грозит мне кулачишком под партой. Я сунул ей свой, чтобы сравнила… Успокоил… Дома я подслушал у родителей, что это русачка на перемене обозлила математика до одури. Вот он и перепутал класс, сильно был злой. А вы сейчас пойдете по классам в хорошем настроении, веселые и добрые. И никто не перепутает пятый класс с седьмым, первый с четвертым… Почему? Потому что я всю перемену заливал вам мозги. Поэтому вы хором должны сказать мне спасибо.
Читать дальше