Юрий Божич: Пенза-5

А сейчас курсант Горячев

Нам чечетку захуячит!

При этом Иванов закатывал глаза и принимался хлопать в ладоши, приговаривая:

- Попросим, товарищи?

Странно, но Иванова даже любили. В раздолбаях всегда бездна обаяния. Чего не скажешь о праведниках.

Утром в амбразуру мойки летели тарелки. Старшекурсники почему-то считали, что посуда плохо помыта.

— Наряд? — кричали они. Выразительность их глаз, очевидно, апеллировала к эпохе немого кино. Наряд сдавали долго. Я слинял рано. Брат забрал. Подошел к второкурснику и спросил:

— Ты у него принимаешь? Ну все — он сдал.

И мы пошли в «чипок» — пить молоко с пирожным «картошка». После столовой хотелось перекусить.

Че там говорить — в здравом смысле не откажешь.

Новый год в казарме… Сессия… Зимний отпуск… Фотография у подъезда. Я в тулупе, веки сомкнуты — моргнул. По бокам Гэс и Генка Мазур — одноклассники… Марина на лавочке в детском саду. Попытка обнять… Я у Тейкиной. Она сидит в кресле, я перед ней на корточках, хочу погладить ее щеку. Она, смеясь отталкивает меня. Я перекатываюсь на спину… Ночью бессонница и мысли о любви. Какие-то тропические картины перед глазами. Я спасаю ее от бандитов. Сам ранен. Она рыдает у мой постели: это я, я во всем виновата!..Глупее меня влюбленного только я больной. Тогда я способен довести мои мысленные страдания до похорон. Причем в гробу выгляжу приличней, чем в жизни. Даже нос — по Евклиду, а не по Лобачевскому… На похоронах в меня, естественно, кто-то влюбляется. Но поздно. От безысходности приходятся стричься в монашки.

В общем, тема требует развития…

После отпуска стою как-то во внутреннем наряде с Лехой Акутиным. У него детская полнота лица. Едва наметившиеся круги под глазами. Сами глаза умные и грустные. Как он сюда попал, думаю, — в эту бурсу?..

Леха выходит на лестничную площадку. Облокатясь о перила. Смотрит вниз. В казарме пусто. Уют и отдохновение по-армейски…

Я подхожу к Акутину.

— Эх, — говорит он, — ностальгия.

— Чего?

— Ностальгия, бля, — тоске по родине…

И я вдруг понимаю, что и у меня — то же самое. Смежишь веки и — миф о вечном возвращении…Отец. Мать. Теплый дом, семейный очаг. Библейская, в общем, тема. Нечто даже эпическое, если б не девочки. А то двойное зло: отвергли, а теперь снятся. Иногда очень неприлично, типа — Вирсавия за туалетом. Кому это нужно, думаю?

К концу апреля в моей жизни появилась Надя. Собственно я не сразу это заметил. Тут у меня некоторые провалы. Помню я уже с пакетом, возле западного КПП. В пакете пирожки. Кажется с творогом. И бутылка компота. Да, думаю, чтобы рыба клевала, надо её прикармливать…

— Ты, — говорю, — зачем дневальному сказала, что сестра? У меня сестры ближе Харькова не сыщешь. И та двоюродная. Да еще живет на улице Тимуровцев

- Неудобно как-то, — отвечает, — Что я скажу знакомая?

Действительно перебор получится. Я — то ее, считай не знаю. Как познакомились — помню смутно. Какой-то вечер, полутьма, танцы… Чьи-то волосы щекочут нос.

Невозможный сладковатый запах французских духов. Упругий мячик девичьей груди у тебя под ложечкой. Наверное грудь была все-таки Надина. Обнять ее, думаю, что ли? Лицо хорошее…

— Пошли, — говорю, — отойдем отсюда.

— А тебя ругать не будут?

— Кому я нужен…

На этой фразе она деликатно покраснела. Отошли, присели на бревно. Училище вообще хорошо расположено. Выскочишь — кругом дубы. Савин говорит: это чтоб перепада давлений не было. С одной стороны забора дубы, с другой… Армейская гармония. По утрам здесь хорошо пробежаться. Вечером удобно возвращаться из самохода. Многофункциональные такие дубы. Опять же с девушкой встретишься…

Сидим укрытые от чужих глаз редкой листвой и кустами. Я ем пирожки, прихлебывая компотом. Мысли какие-то странные: где-то я ее видел…

Черт бы побрал мою память не лица! Был случай: с одним мужиком раз двадцать здоровался, прежде чем познакомился. Оказалось, путал его с другим. Однажды увидел их рядом в очереди за молоком — непохожи! Как мог спутать — неясно. После третьего пирожка я глубоко и сыто вздохнул.

— Не понравились? — робко спросила Надя.

— Я, в принципе, не много ем, — соврал я.

Она пожала плечами и улыбнулась:

— Я старалась.

И тут я вспомнил. Вернее — понял: она похожа на актрису Ольгу Остроумову. Только фигурка у нее была скромнее. Худенькие руки, распятье ключиц… Трогательная незащищенность. На фоне таких девушек острее всего желание погусарить. Афоризм «в женщине мы ценим слабость» мною вообще понимался буквально: вот лежит она и помирает… Когда в школе, мне начала намекать на чувства толстушка Рита, я оскорбился. Это было слишком? И потом, чем с ней может кончиться размолвка?..