Александр Грищенко - Вспять

Справа от окна — старинная швейная машинка. А в машинке — дырочки, норы, клапаны. А внутри — колесики, рычажки, шестеренки. Машинка полна загадок, потому что она — старинная. И на полированном, грациозном ее теле вытатуирован тот же сфинкс, что прятался в бабушкином серванте.

Покрывалась швейная машинка большим полотнищем изумрудно-зеленого плюша с бахромой. В него я наряжался — играл в короля. В короля квартиры. И в главного ее мага.

Вдоль второй стены, напротив серванта, стояла бабушкина кровать. С двумя широкими плоскими подушками. И одной маленькой. Под кроватью удобнее всего было прятаться. Но и проще всего. Поэтому, когда мы играли в прятки — вдвоем с братом, втроем с папой или с гостями, — то прятаться под кроватью было уже бессмысленно. «Раз-два-три-четыре-пять-яидуискать-ктонеспряталсяяневиноват» — и яневиноватый первым делом заглядывал под кровати. Сначала — под бабушкину. Было в той комнате еще одно прятальное место — сколоченный папой платяной шкаф, в углу, рядом с кроватью. Но и там долго не просидишь, даже если заберешься за пальто, зароешься в платьях. Быстренько найдут. И в прихожей найдут. И в папином-мамином шифоньере найдут. И на балконе под кактусами, и за шторами, и в темной ванной, и в ящике для грязного белья. Тяжелее всего найти просто за открытой дверью. Между дверью и стеной. Но и там найдут. Не было такого места, где бы тебя не нашли. Но оно было. В этом месте прятался кот. Как придут гости, много гостей, кот испугается и спрячется в это место. И никак его не найти. Нету кота. Пропал кот. Даже искать не стоит. Однажды пробовали, конечно, найти его: все углы обшарили, каждый закоулок обглядели. Подумали уже: сбежал. Ан нет. Как только разошлись гости — он и вылез. Откуда вылез — не видел никто. Потому что места этого — не было. А кот его знал.

Зато нельзя было коту входить в бабушкину комнату: бабушка запрещала. Кот садился у двери и ждал, когда бабушка выйдет и накормит его. А внутрь заходить — ни-ни.

И последнее, что было в маленькой комнате, — это два стула и тумбочка с книгами. Самыми ненужными книгами. Их туда горой складировали. Одну тронешь — все на пол так и рухнут. Буквари, детские книжки, журналы. Мятые, рваные, изрисованные. Иногда в этой куче что-то да находилось. Но чаще — терялось. И пыль — пыль — пыль!

Раньше в этой комнате жил я. Но недолго. Больше никогда у меня не было своей комнаты. А тогда — была. И кота в то время еще не было. И спал я на железной кровати. И однажды вечером поймал зеленую жабу — зеленые жабы приятнее серых — и посадил ее в целлофановый пакет с водой. А пакет прищепками прищепил к нижнему краю ковра. Чтобы жаба там жила. И пела бы. И ловила бы комаров, которые обязательно залетали к ней в пакет. Такие вот любопытные комары, они всегда куда-нибудь да залетают.

Так вот, лег я спать. И на пакетик поглядывал. И прислушивался. А жаба причмокивала, подпрыгивала, плескала водой. Я-то думал, ей там хорошо, уютно, сытно, к ней туда комары стаями валят, а вот и нет. Взяла жаба и выпрыгнула из пакета. И улезла. Не куда-то улезла, а просто улезла, потому что куда ей улезать? И спрятаться ей в квартире негде: ни болота тебе, ни арыка, ни даже маломальской лужи. Разве что под пол заползти, где могли бы жить мыши, если бы они жили у нас, когда появился деревянный пол. Вот бы потеха пошла — жабы и мыши! Уж они бы повоевали! Они бы спать не давали, те еще беспокойники эти жабы и мыши.

Но мышей не было. И жабы тоже не было. Она улезла и усохла. Потому что без воды. Так они быстро усыхают. А когда усыхают, то делаются плоскими, как гербарий. Их потом в книги закладывать можно. На память.

А вот моя жаба, перед тем как усохнуть, размножилась. Пошло от нее племя сухолюбивых жабят. Они уже не мягкие, как все нормальные жабы, а жесткие и зубастые. И живут в пыли под полом. Их у нас вывелось несколько сотен.

Да, в то время был у меня и свой собственный письменный стол. А бабушкина мебель: сервант, кровать и старинная швейная машинка — стояли в комнате по соседству. И платяной шкаф был мой. В нем висели мои сорочки, брюки и синий форменный пиджак с изображением костра на плече, маленького такого солнышка на рукаве. Жаль, что кот еще не родился. Ему бы понравилось в моей комнате.

За окном тогда не было видно лужи. Гибкий клен с горькими листьями, охранявшими соседские окна, еще не тянул своих веток к нашим решеткам. И сосед — толстый, лысый, в рубашке навыпуск и дырчатой шляпе — все ходил по двору и угощал детей карамельками и леденцами. За это мы говорили ему спасибо. И соседи сверху никуда еще не уехали, а катались в лифте, хлопали дверью, выгуливали собак. И с ними, с соседями, нужно было здороваться.