Александр Грищенко - Вспять

Сразу же под доской, на коей сушился шиповник, размещался верхний ряд шкафчиков. Чтобы открыть их, нужно было взобраться на стул или встать на выпирающий нижний ряд. Или залезть на стол, если хотелось порыться в крайне правом ящике, ближайшем к окну. В крайне правом лежали папки с детскими рисунками нашими: акварельными, карандашными или исполненными жгучим фломастером. Их необходимо было держать взаперти. Рисунки держать. Чтоб не повыбежали из них ненароком флюоресцентные фазаны, зайцы с длинным худым телом и медвежьими лапами. Чтоб не сошел с покоробившегося от воды листа акварельный Богъ, с толстыми рыжими лучами и паровозным колесом вокруг главы. И правильно делали, что держали их в папке. В шкафу. Особенно — инопланетян. Зеленых чудиков.

И еще — альбомы с фотографиями. И не самыми старыми фотографиями. Зато черно-белыми, по большей части сделанными папой, проявленными и отпечатанными в темной ванной, высушенными на прищепках. На некоторых фотографиях извивался темный лохматый червячок на белой в горошек простыне. На других этот же червячок был туго спеленат в виде белой куколки с крупной глазастой головой. Это был я. Когда я себя не помню. Это значит — я, когда меня, собственно, и не было. Но было нечто копошащееся, плачущее, смеющееся и только долженствующее стать мною.

На других фотографиях — большой белый головастик. Мой брат. На третьих — мы вместе. На четвертых — мы еще с кем-то. На пятых — еще кто-то, но не с нами. И так далее. Родительские фотографии населяли отдельные альбомы. Но это было целое общежитие фантомов, где, кроме странных каких-то, до неприличия молодых и даже маленьких мамы и папы, кроме знакомых дяденек и тетек, не лысых еще и безбородых, никого не было больше ходячих и говорящих. Они как позастывали в разных позах, то так и все. Все. Расплющились толстыми альбомами. И упрямо молчали.

Слева от крайне правого шкафчика, севернее шкафчика южного — иные шкафчики. В одном — энциклопедические словари: «Советский энциклопедический словарь»… Точнее — два «Советских энциклопедических словаря»: новый, в виде единого бумажно-обложечного булыжника с золотым тиснением по густо-коричневому коже заменителю, и старый, в двух истрепанных томах. Зато с картинками. И портретами… «Биологический энциклопедический словарь». «Географический энциклопедический словарь». И черный «Биобиблиографический словарь. Художники народов СССР. Том 3».

Елочные игрушки в картонной коробке. Вынимались раз в год. И прятались раз в год. Висели на ветвях искусственной пластиковой елки, которая тоже большую часть жизни проводила в одном из верхних ящиков. В разобранном виде. Игрушки были стеклянные и нестеклянные. Стеклянные — красивее. А из стеклянных самые красивые — яркие шары, а в них — отражаются наши лица и делаются похожими на морды и рыла. Любимой нашей игрушкой был белый стеклянный домик, засыпанный белым стеклянным снегом. Роль снега исполняла также вата и гирлянды из нежной фольги. Гирлянды из грубой фольги представляли цепи ледяные. Другого снега не было, как и зимы другой не было, если и была зима вообще. Только однажды приснился мне снег, настоящий снег — холодный, рыхлый, тающий в руках, — когда я шел из школы. И тут же набрал этого снега в пакет из-под булки с маслом. Придя домой, положил приснившийся мне снег в морозильник. И забыл до Нового года. А в новогоднюю ночь, проснувшись после весенне-летне-осенней спячки, вытащил свалявшийся полуледяной ком из морозилки и на тарелке подал его к столу. И никто из новогодних гостей не притронулся к снегу. Никто не верил в снег. Все говорили, что снега нет. Что его не бывает. Что это выдумка для маленьких детей. А ты взрослый уже. Забавы ради верь, конечно. Но его нет, нет и еще раз нет. Поэтому никто и не потрогал его, не растопил ни единой снежинки. К чему все это, если снега — нет?

Тот снег, настоящий снег, был несладкий. Зато сколько всего было сладкого! Шоколадные плитки, конфеты, батончики. Печеные орешки с вареной сгущенкой. Зефир, халва, рахат-лукум, помадка, мармелад. Торт, обмазанный теплым липким снегом, с хрустящими снежками безе внутри и по бокам. Такая вот игрушечная кондитерски-мишурная зима. С запахом гирлянд, дождя из фольги. С полимерным запахом искусственной елки и треском новогоднего телевизора. Настоящие елки не росли в городе и его окрестностях, их привозили из-за пустынь, рек и морей. В городе росли елки полиэтиленовые, полипропиленовые, фенолформальдегидные и можжевельники. Зиму нужно выдумывать, ибо она прекрасна, как тот подвешенный к нетленной и неосыпающейся елке домик. Разбитый по неосторожности.